Егоша и маленькие, маленькие бабочки…

Прежде всего она бесстрашно удалила бородавку, и ничего плохого после этого не произошло. Потом она постриглась в хорошей парикмахерской и выкрасила волосы в один и пристойный цвет. Наконец, она влезла в джинсы самого большого размера и купила себе кроссовки. Это последнее оказалось самым революционным, потому что именно после них — джинсов и кроссовок — она стала путешествовать. Несколько раз в год, в разные страны, доставая самые дешевые горящие путевки.

Егошина теща уже не передвигала ноги — волоком, как будто в вечных, спадающих домашних шлепанцах, а ходила, если хорошо присмотреться, чуть ли не вприпрыжку.

В домашних делах она отказалась участвовать наотрез. И когда жена, совершенно замученная каждодневными поездками к дочке и внучке, как-то попросила ее сварить суп, заявила: выкручивайтесь сами, а я свое отработала. И суп не сварила.

Время от времени у тещи в комнате собиралась стайка ее престарелых подруг. Они пили вино, ели пирожные, купленные в ближайшей булочной, слушали музыку своей молодости, и судя по доносящимся звукам, а порой и топоту, даже танцевали. Очень громко смеялись и разъезжались хорошо за полночь на такси. Иногда присоединялись мужчины, тоже, конечно, их сверстники. Впрочем, был как-то один молодой, практически юный, лет двенадцати, чей-то внук, вот тогда шуму было вовсе немыслимо.

Егоша ходил мимо по коридору на цыпочках, чтобы не мешать. Жена же возвращалась от дочки поздно и тут же засыпала мертвым сном.

О количестве гостей Егоша обычно судил по обуви в прихожей. Она была разных размеров и разной степени обветшалости. Комната у тещи была небольшая, но как-то перед Новым годом Егоша насчитал одиннадцать пар. Однако шло время — месяц за месяцем и год за годом, — и количество этой обуви стало постепенно уменьшаться, и Егоша с грустью подумал, что владельцы исчезнувшей обуви, скорее всего, умерли.

Но чем меньше становилось обуви в прихожей, тем громче раздавались смех, музыка и топот.

Как-то во время очередных тещиных посиделок Егоша обнаружил только две пары обуви — две пары стареньких оббитых ботинок — женские и мужские. Женщину, тещину подругу, седую и маленькую, в прогрызенном молью беретике, Егоша знал. И старичка знал — тоже невысокий такой старичок, невысокий, но крепенький. И мужские ботиночки принадлежали ему. Егоша посмотрел на эти ботиночки и так расстроился, что чуть не заплакал. Но то, что случилось потом, было для него полной неожиданностью.

Теща купила рюкзак — старомодный, поношенный, цвета пыльной, блеклой зелени, с широкими лямками и огромными карманами.

Прежде она никогда не спрашивала у дочери, что можно взять, — просто брала что хотела, и все. А тут стала спрашивать.

— Можно ли взять две банки сгущенки и вермишель быстрого приготовления?

— Конечно! — отвечала жена. — Бери что хочешь.

Наконец теща попросила у дочери ее старую куртку.

— Тебе это зачем?

— Она теплая. С капюшоном. У нее хороший замок, — ответила теща.

Ушла теща, они и не заметили как — не прощаясь и без объяснений, — может, к вечеру, а может, и ночью. И пропала. Ни писем, ни открыток, ни телефонных звонков. Лет через пять знакомые знакомых передавали, что видели ее где-то в районе Тибета. Двух пожилых женщин и невысокого, бодрого старичка.

* * *

Жена Егоши давно уже стала плохо переносить позднюю осень и зиму, а после того, как дочь второй раз вышла замуж и мать, Егошина теща, ушла из дома в неизвестном направлении, раскисла совсем и еле ходила на работу. Внучка к тому времени уже не была хрупкой тростинкой, а стала таким крепеньким пузатеньким шкафчиком. Так что дочка не так в ней нуждалась, как прежде, и совсем не интересовалась ее здоровьем. Егошу же это очень волновало.

Как-то Егоша увидел из окна, как жена возвращается с работы усталая, медленно, нетвердо переставляя ноги, и ее бледное лицо почти сливается с серой шляпкой. «Надо же что-то делать!» — подумал Егоша и чуть ли не силой отвез в поликлинику. Ее тут же положили в больницу.

Палатный врач, вроде бы интеллигентный человек, был чем-то раздражен и поэтому сказал Егоше довольно зло:

— Ну что ж, люди вы еще не старые, но землю уже довольно потоптали. Что ж.

— Что ж? — переспросил Егоша.

— Смотри выше, — сказал врач. — Мне за дополнительную информацию денег не платят, — и пошел себе, на ходу что-то дожевывая.

Но Егоша не обиделся и даже не рассердился. «Все мы в одной лодке, — подумал Егоша. — Его тоже можно понять. Это моя жена, а не его».

На другой день он принес врачу две палки самой дорогой колбасы и деньги в конверте.

— Знаешь, — сказал ему врач. — Все, что я могу, я делаю. А больше, чем могу, я не могу. — Но деньги и колбасу взял.

Егоша с трудом понял смысл этой сложной формулировки.