Ей прописали смерть

– Вот не помню. Только знаю, что она туда с Витебского вокзала ездила. Где-то за Гатчиной. А может, и не за Гатчиной. Я сам никуда не езжу, могу и перепутать, – пожал плечами Виктор.

– Ясно, – подвела неутешительный итог Амалия. – Больше ничего конкретного не помните?

– Нет. Но здесь она больше не появлялась.

– Ладно, Виктор. Вот вам моя визитка. Если Тамара здесь объявится, сразу же звоните, – строго наказала Амалия, передавая мужику белый кусочек картона.

– Адвокат. Ух ты! Может, и правда волнуются? – нахмурился мужик. – Ладно. Если Тамарка объявится, я вам сразу звякну, – кивнул он и проводил гостей.

– Не везет нам с тобой, да? – понуро спросила Катя подругу, когда они выбрались на морозную, не по-декабрьски светлую улицу.

– Почему это? Отрицательный результат – это тоже результат, – не согласилась Змеюкина. – Если врачиха завтра не объявится, будем объявлять в розыск.

– Это как? – поинтересовалась Катя.

– Позвоним Сидорову, скажем, у подруги из Сыктывкара мать пропала. Он как мент и сделает запрос по моргам и так далее. Если надо, Ирина нам официальный запрос из Сыктывкара вышлет. Кстати! Надо у нее срочно по инету фотку Тамары Константиновны запросить! – И Амалия, не откладывая дела в долгий ящик, достала мобильный.

Ирина, конечно, перепугалась, потому что мама до сих пор не объявилась, но обещала вечером переслать фотографии.

– Так, – удовлетворенно кивнула Амалия. – Теперь на станцию «Скорой помощи». Ты не помнишь, «Проспект Просвещения» по какой ветке?

– Кажется, по синей.

– Значит с пересадкой. Ну, пошли?

Глава 23

От метро «Проспект Просвещения» Катя с Амалией дворами домчались до станции «Скорой помощи».

– Ты, Кать, все время на ходу спишь, – ворчала всю дорогу Амалия. – Мы так ничего за день не успеем. Волков и адвокатов знаешь что кормит?

Катя, всю жизнь считавшая, что адвоката кормят знания, репутация и клиенты, на всякий случай покачала головой, поскольку была уверена, что не угадает.

– Ноги! Так что пошевеливайся. Бригада тебя ждать не станет, отработают свое и домой! – торопила подругу Амалия, с ловкостью горного козла перепрыгивая через сугробы и лужи.

Катя пыхтела следом, клянясь себе никогда в жизни не ввязываться больше в сомнительные истории, поскольку ничто так не выматывает, как детективное расследование. Особенно в компании Змеюкиной.

– Вы должны вспомнить, куда дели лекарство, поскольку от этого зависит жизнь еще десяти человек! – наступая на врача «неотложки», твердила Амалия.

Петр Сергеевич Горошкин, тридцати восьми лет от роду, служивший врачом на станции «Скорой медицинской и неотложной помощи», за все годы практики не встречал таких отвратительных, настырных и въедливых барышень, совершенно не желающих понять простой истины. Не может врач при такой большой нагрузке и такой низкой зарплате какие-то бесполезные пузырьки хранить или помнить про них. Мало ли что ему люди суют, когда он на вызовы приезжает! Его дело неотложная помощь и госпитализация. И ничего больше.

Но Амалия была не из тех людей, кто отступает после простого дежурного отказа. Поставив на уши всю бригаду, она погнала их на улицу обследовать машину. Вместе с ними облазила на коленках кабину и медицинский отсек. Заглянула во все щели. А после снабдила каждого своей визиткой и строго-настрого наказала в случае нахождения пузырька с лекарством звонить ей немедленно. И днем и ночью. Бригада скривилась в ответ. А толстая благодушная тетенька, дежурившая на вахте, подозвала Катю и тихонько спросила:

– И где вы, девушка, такую гестаповку отыскать сумели? Сами вроде приятная такая, а подруга у вас ну чистая фурия. Такой замуж никогда не выйти. Ни один дурак не женится. – И покивала с видом знатока.

Катя обернулась на стоящую посреди холла Амалию, раздающую последние распоряжения серому от усталости и раздражения Петру Сергеевичу и его коллегам.

Да, шансов на счастливое замужество у Амалии было немного. Это понимала даже такая неопытная особа, как Катя. Мало того что Амалия была болезненно худа, если не сказать костлява, конопата, с мелкими, остренькими чертами лица, довольно жидкими, пепельными, тусклыми волосами, она в довершение обладала на редкость въедливым, неуживчивым, склочным характером, сильно приправленным излишней самоуверенностью и непрошибаемостью. Кате стало ужасно жаль подругу. Надо быть с ней помягче и подобрее, решила она, прощаясь с сотрудниками станции и спеша вслед за покинувшей учреждение Амалией.

– Так, – глядя на часы, протянула Амалия. – Самое время позвонить Лениной маме. Перевели ее из реанимации? Она нас здорово тормозит.

Последнее замечание показалось Кате несколько неуместным, но она, как всегда, сочла за лучшее промолчать и полезла в сумку за телефоном.

– Сегодня к ней еще нельзя, – отчиталась она Амалии спустя минуту. – Но завтра уже наверняка.

– Надо подумать. Вон кафешка какая-то, давай зайдем, а то я жрать хочу страшно. Меня эти из «неотложки» просто вымотали своим пофигизмом, – пожаловалась Амалия, направляясь к какой-то забегаловке.