Эй, смотри не влюбись!

Солнце поднимается все выше, лучи обжигают все сильнее. Через некоторое время я даже прячусь в тень, чтобы не превратиться в вареного рака – вчера уже чуть поджарила плечи. 

Мы с Кириллом по-прежнему молчим, но это не вынужденное молчание. Оно комфортное. Мы будто потихоньку привыкаем к обществу друг друга, прячем иголки. Ром этому хорошо способствует, хотя дальше одного бокала мы не уходим.

Ближе к полудню Кирилл снимает майку и снова молча идет купаться. Я наблюдаю за ним с эстетическим наслаждением. В моем крохотном мирке он божественно красив. Весь день любовалась бы. И он предоставляет мне такую возможность. Возвращается не спеша, позволяет рассмотреть каждую мышцу, каждый участок оголенного тела. Дает время и силы честно признаться себе, что хочу его трогать, даже… целовать. 

Чувства переполняют меня, когда он садится рядом, включает тихо переносную колонку, вытирает со лба воду и впервые заговаривает со мной.

- О чем ты думаешь?

О тебе.

- Ни о чем, - слишком резко отвечаю я и прикусываю язык, потому что знаю, что сдала себя по полной.

Кир

Вижу, что врет. Как же бесит! Почему она не признается в том, чего хочет? Очевидно же! Сдерживаюсь из последних сил. Меня вообще с большой натяжкой можно назвать терпеливым, а я держусь который день. Каждую ночь переживаю адский ад. 

Дьявол, сколько раз в мыслях и фантазиях я забирался под ее простыню в отеле и делал с ней все, что желал – трахал, целовал, прижимал к себе! Сколько раз чуть не срывался, сколько раз хотел просто встать и пересечь комнату, чтобы взять свое! Но я прекрасно понимал, а сейчас еще более отчетливо понимаю, что нахрапом с ней не зайдет. Что, пока она не поверит в то, что сама этого хочет, не получится у нас продолжения. А я, кажется, впервые в жизни его яростно желаю. 

- Ладно, что хочешь узнать? – рву себя для нее.

Я ведь не такой, не привык открываться да еще добровольно. И я догадываюсь, о чем спросит, но по собственной воле наступаю на минное поле.

Гайка оживает, перестает наконец изображать бездушного робота и показывает эмоции. Слежу за каждой, упиваюсь ее искренними, как у ребенка, чувствами, точно самым долбящим наркотиком. У нее такие красивые глаза.

- Откровение за откровение, - слегка осаживаю, когда уже спешит задать вопрос.

Ярослава замирает на миг, но все-таки решается.

- Что случилось с твоей мамой?

Удивляет меня. Снова. Думал, спросит, что со мной случилось, а она берет глубже. Зараза. Я уже был готов рассказать о себе – о простом мальчике, у которого от горя и страха съехала крыша, но она и здесь подловила. 

Я ведь не плакал на похоронах. И когда переехал к отцу не ныл. Меня прорвало многим позже. Когда Марат в один из целой череды серых вечеров взорвал мой мир одной фразой: что мама умерла, потому что была алкоголичкой. 

Я уже не сержусь на него. Сам понимаю, что дети обычно бездумно повторяют за взрослыми. Теперь я знаю, что он не преследовал цели уничтожить меня, но тогда разбил сердце в хлам. А ведь он просто злился на брата, который отобрал у него половину комнаты. Как итог, мы подрались, и меня переселили в гостиную. Вот, собственно, и весь сыр-бор.

Вспоминаю про Гайку, что ждет моего ответа с подкупающей покорностью. Собираюсь повторить заученную за многие годы причинно-следственную связь, которую рассказывал мозгоправу и в которую сам со временем поверил, но внезапно осекаюсь. Ведь уже знаю, что это не так. Ведь уже под другим углом смотрю на все.

- Мама погибла в автокатастрофе, потому что очень любила меня и хотела дать мне лучшую жизнь. Она погибла из-за гордости, потому что не брала денег у отца и гробила себя на работе. А я поехал головой, потому что эгоистично не верил, что она так просто меня оставит. Ха. Будто в этом есть ее вина.

Усмехаюсь горько. Слышу, как Ярослава придвигается ближе.

- Ты ничего не мог поделать. И она не могла, - говорит очевидные вещи, которые я не принимаю. – Ты должен простить себя, ты ни в чем не виноват. Ты должен отпустить ее.

Да что все заладили одно и то же? И она наслушалась на сеансах у мозгоправа? Я закипаю от злости в один момент.

- Я никому и ничего не должен.

- Ты должен себе! - громче и настойчивее заявляет.

Меня начинает трясти. С неба срываются крупные капли дождя. Сейчас даже я не понимаю причин, но паника снова подступает к воротам. И я с распростертыми объятиями встречаю ее, как старую знакомую. Ни хрена ничего не изменилось. 

Так мне кажется до тех пор, пока маленькая ладошка не сжимает мою кисть до боли. Пока Ярослава не находит мои глаза, не ловит расфокусированный взгляд. Она чертовски просто тушит распаляющийся костер, будто разом накрывает толстым одеялом. Пфф… и нет огня. Только пепел многолетних страданий и тонкая струя дыма.

Кто знает, сколько времени мы смотрим друг на друга, ищем ответы на молчаливые вопросы, находим ли. Ливень уже во всю хлещет нас по щекам.

- Если я должен отпустить, то ты – принять. Себя. Перестать притворяться.

Гайка хмурит брови, будто не понимает о чем я. Касаюсь пальцами ее мокрых губ. Она больше не сопротивляется, послушно закрывает глаза.