Эй становится взрослым

— Запросто!

— Знаешь, будь дырка чуть выше, мы бы уже не залезли, — сказал Тим, подсаживая сестру в получившуюся щель.

— Да ладно, мы — и не залезли бы? Придумали бы что-нибудь!

В кладовке было светло. Не так светло, как днём, а будто в маленькое окошко под потолком глядит солнце.

— Нет, Тим, ты только подумай… А говорят — «привидения воют», «синий мышонок», «не ходите — пропадёте». Ну и где они, эти привидения? — Тинка до того расхрабрилась, что начала подпрыгивать на месте. Косички прыгали вместе с ней.

— Где он, этот «синий мышонок»? Где этот страшный сундук?

— Про мышиное привидение не знаю, а вот сундук… — Тим почувствовал, что у него от волнения пропадает голос. — Сундук… — Он перешёл на шёпот: — Посмотри туда, в угол.

Сундук слегка светился — а может, это только так казалось. Его и сундуком-то называть не хотелось, такой он был маленький. Не железный, не кованый — из берёзовой коры. И крышка откинута.

Мышата постояли молча. Переглянулись. Ещё постояли.

— Бабушка говорила, лучше не надо…

— Ты же понимаешь, Тинка! Там же всё что угодно может быть!

— Сокровища?

— Сокровища! Карты! Старинные книги!

— Привидение?

— Сама только что спрашивала, где тут привидения, а теперь трясёшься.

— Сам трясёшься.

— Нет, ты. У тебя коленки дрожат.

— А у тебя зубы клацают!

Но ссоры не получилось, потому что сундук ведь был открыт, и там — правильно сказал Тим — могло быть всё что угодно, надо было только рискнуть и заглянуть внутрь. Или не рисковать, а повернуть назад, снова пролезть в дыру и шаг за шагом уйти по пустым и безопасным коридорам от настоящей тайны.

Первым не выдержал Тимка. По крышке он вскарабкался на край сундука и глянул вниз. Тинка последовала за ним. В сундуке ничего не было видно. Даже дна. Но пустым он явно не был.

— Тина… — Когда брат говорил таким голосом, он точно хотел что-то выпросить. — Ти-и-ин… давай спрыгнем? Там что-то есть, точно! Я чувствую!

— А вылезать как?

— Ты разве забыла, что у тебя верёвка в рюкзаке?

— Верёвка? Тим, ты гений.

Брат с сестрой привязали конец верёвки к крышке, чтобы потом взобраться по ней. Тимка взял сестру за лапку, и мышата прыгнули вниз.

Неизвестно где

— Ай! Ой! — вскрикивал Тимка, падая.

— И-и-и-и-и! — попискивала Тинка.

Они падали и падали, летели и летели, кувыркались и кувыркались, но лапок не разжимали — и, наконец, плюхнулись!

Удивительное дело, кто-то как будто знал, что они вот-вот упадут, и позаботился, чтобы не было больно. Мыши приземлились на охапку травы. «Апчхи! Ааааа-пчхя!» Ух… Кипрей, ромашка, клевер, мягкие ёлочки хвоща и что-то незнакомое, до того душистое, что Тинка зажмурилась от удовольствия и прошептала: «Как мёд… как мёд…». Под травой пружинил мох, и хотя Тим и Тина ничего пока не понимали, да и испуг ещё не прошёл, но они уже догадались: начались те самые приключения, от которых смелые не отказываются. А кто струсит, будет потом жалеть и мучиться — кто знает, какие чудеса могли бы с ним произойти?

Тут-то их и ухватили огромные тёплые руки.

— Наконец-то! Я ждал вас! Мыши — друзья нашего племени, — сказал кто-то большой, поднося их к самому рту.

«Съест, — разом подумали Тимка и Тинка. — Это же… ой-ой-ой… кажется, это человек! Ну всё. Мы попались». «С людьми одной дорожкой не ходи», — учила их бабушка. И сейчас они больше всего на свете хотели бы сидеть в своей норе и никогда, ни за что не отправляться на поиски каких-то дурацких сундуков. Только было уже поздно.

Но человек, похоже, не собирался их есть. Он смотрел на них. Тимка чувствовал его взгляд, хотя сам взглянуть в лицо огромному существу не решался. Он рассматривал руки, которые держали их будто в тёплой лодочке. Руки были короткопалые, не очень чистые. На запястье одной из них — костяной браслет. На другой — след от большой занозы, две царапины. Лапки у Тимки тоже были в царапинах и занозах, и он почему-то успокоился. Захотелось даже свернуться калачиком и полежать немного в тепле этих рук. И чтобы они его гладили.

— Тимка! Смотри, он плакал!

Мышонок взглянул на лицо поймавшего их человека. Оно было смешное. Смуглое, ушастое, пыльное. Так выглядел бы каждый, кто с утра не умывался, а потом целый день шёл по бездорожью. Сильней всего притягивали взгляд две чистые полоски, которые тянулись от глаз к подбородку.

— Он плакал!

— Я не плакал, мыши, — серьёзно сказал человек, и брат с сестрой вдруг увидели, что он ещё не очень взрослый. — Вы пришли. Хорошо. Я ждал.

Не очень взрослый человек держал их в тёплых ладошках и говорил по-мышиному. Это был человеческий мальчик! Тим собрал всю свою смелость, чтобы спросить его, как мужчина мужчину:

— А ты нас не съешь?

— Прабабушек не едят, — серьёзно ответил тот.

Тут Тина не выдержала и засмеялась, но не потому, что ей было смешно, а потому, что она устала ничего не понимать. Она так смеялась, что потом даже заплакала. И изо всех сил дёрнула Тимку за хвост:

— Куда мы попали? Что с нами будет? Как мы теперь отсюда выберемся?

— Тиночка, мышик! Не бойся! — Тим редко говорил ласковые слова, но сейчас он чувствовал, что сестра совсем растерялась, и не знал, чем ей помочь.