Но ничто не вечно, и спустя какое-то время я с отцом уже расположился напротив хмурого и серьезного деда, гадающего, какие причины нас сюда привели.
Если он не бог всех актёров и интриганов, то он именно гадал — это я видел отчётливо, сумев как следует его изучить за эти годы.
— Зачем? — Первым спросил я, едва поймав взгляд человека, лишившегося моего доверия. Выждав несколько секунд и не получив ответа, я продолжил: — Я тебе верил больше, чем кому-либо. Но ты растоптал это доверие. У меня остался только один вопрос. Зачем?
— Потому что того требовал род. — Старик посмотрел сначала на меня, а после вперил леденящий кожу взгляд в папу. — Да, Волан. Так же я ответил и тебе когда-то. Но если тогда я ошибся, сильно ошибся, поставив род превыше всего, о чём теперь сожалею, то теперь… Всё не так однозначно. Вы оба — далеко неглупы, и если Золану может не хватать опыта, то ты, сын, не можешь не видеть, насколько близко людское царство к новой войне.
— Не вижу взаимосвязи, отец.
— Помнишь, скольких иллити потеряли в позапрошлой войне? А в прошлой? И кто выжил, взяв в свои руки бразды правления нашим родом? — Цифры и соотношения сами собой всплыли в памяти. Изначально иллити было около пятнадцати тысяч. И во время той самой, первой для нашей расы войны, погибло больше восьми тысяч. Осталось семь, и ко второй, прошлой человеко-демонической войне, это число выросло до двенадцати тысяч. Разразившаяся бойня ударила по иллити сильнее, чем когда-либо, и к концу этой войны нас осталось всего пять тысяч. Спустя пятьдесят лет численность поднялась до практически семи тысяч…
И в дверь, выходит, готова постучаться новая война?
Так же мне помнится, что среди участвовавших в непосредственно сражениях гибли, преимущественно, сильные маги, которых генералы людей использовали чуть ли не как мясо. Слабаки, встречающиеся даже среди нашего рода, выживали…
И теперь мне это не кажется таким уж естественным процессом — скорее целенаправленным ухудшением генофонда.
— Помнишь, по глазам вижу, что помнишь. И как ты считаешь, сколько нас останется после новой войны? Умру я, умрёшь ты, умрёт Амстер — и останутся только ваши дети, да горстка слабосилков. Слова о чистоте и силе крови не просто сказка, сын. И мы этой крови порядком подрастеряли. Как в такой ситуации я, глава рода и тот, кто несёт ответственность за его будущее, могу позволить Золану жениться на Вейри? Даже если шанс крайне мал, даже если они и так перестанут общаться через год-другой, в случае неудачи его дети — будут полукровками. В них не будет доминантного гена, а значит и права называться иллити. Его линия просто прервётся, не говоря уже об опасном прецеденте для нашей общины. Начни каждый второй поддаваться мимолётной симпатии, и процент рождаемых чистокровных иллити просто рухнет.
— И наша раса, раса иллити, может просто исчезнуть. — Вставил отец, воспользовавшись образовавшейся паузой. — Но ты правда считаешь, что этого достаточно, чтобы манипулировать внуком?
— Именно так я и считаю, Волан. Так меня воспитал мой отец, так я пытался воспитать тебя и твоего брата. Так надеялся воспитать и Золана… но в чём-то ошибся, раз в его глазах сейчас нет ни крупицы понимания.
— Правильно папа говорил, называя старейшин закостенелыми старыми пнями. Ты, дедушка, пошёл на предательство, не обдумав всех вариантов. Вот, в чём ты ошибся.
— И о каких же вариантах ты можешь мне поведать, внук?
Ехидцу в его словах было сложно не заметить, так что я решил ответить тем же, щедро сдобрив слова искренним презрением, замешанном на гневе.
— Тебе знакомо такое понятие, как многожёнство? А «наложница» тебе о чём-то говорит? Может, тебе книжку-другую принести? Или из своего, заёмного опыта набросать? Тот работорговец был в этом весьма сведущ…
Зар’Та вскинулся, словно его в уважаемый зад птеродактиль клюнул.
— Ты слишком многое себе позволяешь!
— Я говорю с тобой как внук с дедом, а не как иллити со своим повелителем. Дерзость? Поверь, в моих глазах ты заслужил совсем иного отношения.
— Убирайся. А ты, Волан…
— Меня тоже здесь более ничего не задерживает, господин Зар’та. Прошу более не считать ни меня, ни членов моей семьи своими родичами. — Маска на лице деда дрогнула, окончательно рассыпавшись после того, как отец, которого я сейчас всецело поддерживал, опустил веки и добавил: — Да будут предки свидетелями моих слов.
На мгновение комната утонула в ощущении чужого, почти осязаемого внимания, а после всё стихло. Только тихо капали стекающие на пол чернила из раздавленной стариком ручки, попавшейся ему под руку.
Я знал, какой смысл в себе несёт последняя фраза отца. То, чего он когда-то сумел избежать. Полное, безоговорочное отречение. Только в этот раз — добровольное. Сейчас, я уверен, и у меня, и у него на спине появились соответствующие метки, проявляющиеся лишь у предателей, отказавшихся от своего рода. Поспешное и малодушное решение? Отнюдь.