Эй, вы, евреи, мацу купили?

– Горько! – Муня поднял стакан вишневой наливки.

– Го-орько!!! – поддержали его гости.

– Лехаим! – воскликнул Рувка-плотник. – Лешана а-баа б’Иерушалаим.

Он получил разрешение на выезд в Израиль. В сороковом Рувка бежал из Польши на восток, а уже в СССР его погнали этапами на Дальний Восток, на пятнадцать лагерных лет. Рувка-плотник с магендовидом на распахнутой груди, с осоловело-красными глазами был счастлив.

– Космонавт! – хлопнул его по плечу Гриша, в Магадане они побратались. – Я мог бы тоже поихать у Израиль.

– Будешь, – кивнул Рувка.

– Ни, я помру тут.

– Шо нового? – тормошил Гришу старый сапожник Шая.

– Делов много, – уже другим, ожившим голосом ответил Гриша.

– Мир шевелится, уси хотят сожрать один одного.

– Хэ-э! – засмеялся Шая. – А шо нового?

Мокрый снег с дождем. Эта страна не для жизни. Сотрудник 5-го отдела КГБ рыжий курчавый косолапый Лазарь Хейфец ввалился в кабинет раввина Фишмана.

– Готыню! – Хейфец красный, как из парилки. – Я сойду с ума! Я сойду с ума!

Он размахивал конвертом перед сонным Фишманом.

– Вус махт, аид? – безобразно зевая, сверкнул стальной челюстью старик.

– Зол зей бренен!

– Шо трапылось?

– Вызов из Израиля.

– Ну?

– Вот моя фамилия, мой адрес.

– Мазлтов.

– Что-о?! Я же на службе, я член партии! Вызов майору КГБ!

– Вызов на всех?

– В том-то и дело.

– И на жену?

– И на Суру, и на дочь, и даже на тещу. Во-о, подлянка! Это Сура… я знаю, она меня ревнует к бабам. Но не до такой же степени!! Оторву голову.

– Или теща, – подсказал раввин.

– Та она слепая, глухая и на костылях. Ну и кто?

– Дочь замужем?

– Она студентка, ей-то чего не хватает? Выгоню к чертовой матери. Отца позорить?!

– Я же не сказал, что она, – развел руками Фишман. – А ты кого пасешь?

– Слепака пасу. Упеку его за Магадан. Ну, Слепак, ну, зараза! Я его уничтожу. Ребе, что делать?

– Кто-то тебе мстит. Может, КГБ это сделало?

– Что-о? Мне три года осталось до отставки.

– Избавиться от тебя и на пенсии твоей экономить.

– Ты мне это брось! КГБ – это святое! Понял, хрен бородатый?! Все. Дай пистолет, застрелюсь.

– Только не в субботу, – раввин достал из стола начатую бутылку водки, открытую баночку шпрот и ломтики хлеба. – Давай выпьем, это успокаивает.

Они выпили. Потом раввин достал еще бутылку, и они продолжили.

Хейфец выглядывал в окно из раввинского кабинета. Была суббота.

– Американцы идут! – воскликнул Хейфец. – Я их по рожам узнаю, конгрессмены хреновы. Наши-то не улыбаются. Могут в синагогу зайти. Так ты есть или тебя нет?

– Меня нет, – Фишман попробовал залезть в шкаф, но с таким пузом…

Лазарь вышел из кабинета и через минутку вернулся.

– Свет в зале горит.

– Так ведь суббота.

– Су-уббо-ота, – предразнил Хейфец. – Это уж разорить можно СССР!

У дуба, что напротив синагоги, вокруг китаеведа Рубина друг друга перекрикивали болтуны; инженеры, фантазеры обступили Лернера, физики и кооператоры беседовали с красноухим Азбелем. Но больше всего народа с долговязым и простоволосым Альбрехтом. Он держал две бумажки. На одной заявление Бегуна: «Прошу взять с меня налоги за преподавание иврита». На другой: «Черемушкинский райфмнотдел сообщает, что преподавание языка «иврит» в программе Министерства высшего, среднего и специального образования СССР не предусмотрено, а поэтому, райфинотдел предлагает Вам преподавание указанного языка прекратить».

– Иосиф, это приговор. Как только у них освободиться «воронок», они тебя увезут как тунеядца. Ау-у, люди, или как вас, господа! Я вынужден говорить в такой бедламе. Иосиф бесплатно преподает иврит, который для властей не существует. Иосиф прикрылся справкой, что он ассистент профессора, платит пять рублей налог, и все шито-крыто. Верят ему или нет – вопрос другой. Важно: он обманывает. Отказник должен быть чист, как слеза.

– Чушь! – Иосиф забрал листочки у Альбрехта.

– Не забывайте: окружение не только враждебно, но и агрессивно, и в один прекрасный момент они используют тот факт, что вы живете нахлебниками их врагов. Помощь из-за границы предназначена для голодающих, но при этом нельзя ничего делать. Иначе слово «помощь» заменится на слово «финансирование».

– В еврейской традиции помогать друг другу, – сказал Эссас, – и вовсе не обязательно оглядываться. Мы работаем на нас.

– Ты прав, – кивнул Альбрехт, – но когда вас спрашивают «на что вы живете?», вы почему-то молчите. Та самая «работа на нас» всего лишь шоу для американцев. У нас нет самиздата как такового. «Евреи в СССР» кто-нибудь видел хоть один номер? Самиздат возник у демократов и был предназначен исключительно для внутренних нужд. Они ведь не собираются уезжать. Как можно здесь возрождать национальную культуру с чемоданом в руках?

– Чушь! – Иосиф – будто бык на корриде.

– Я вам верю, – засмеялся Альбрехт. – Все, что можно делать с чемоданами в руках, так это уносить ноги. Тут все зависит от темперамента. Это русским понятно. А вот как преподавать Тору, песни? Вот тут уже фокус. Фокусы хороши в цирке.

На Альбрехте войлочные ботинки, свитер, джинсы, закатанные на раз, и распахнутый замшевый пиджак.