— Ну… эльфы — это не
— Швабское воображение — вещь просто замечательная, — сказал Дитрих. — Сержант, загадочное всегда кроется в простых вещах. В куске хлеба. В доброте незнакомца. А дьявол проявляется в низких и бесчестных деяниях. Все, что вызывало сегодня дрожь, ветер и вспышки молнии — все это было слишком драматично. Только Природа так театральна.
— Но что породило все это?
— Причины таинственны, но они, безусловно, материальны.
— Но как вы можете быть столь… — Макс замер и шагнул на деревянные мостки, перекинутые через поток за мельницей, всматриваясь в деревья.
— В чем дело? — спросил Дитрих. Сержант кивнул головой:
— Стая соек резко взлетела с зарослей у кромки леса. Там что-то движется.
Дитрих прикрыл ладонью глаза и посмотрел в ту сторону, куда указывал швейцарец. Дым лениво висел в воздухе, подобно клокам чесаной шерсти. Деревья на опушке леса отбрасывали черные тени, которые поднимающееся солнце не могло рассеять. В этих черных и белых полосах явно наблюдалось какое-то шевеление, хотя с такого расстояния Дитрих не мог различить деталей. Мерцание света, подобное тому, как солнце сверкает на металле.
Дитрих заслонил глаза:
— Это доспехи? Макс нахмурился:
— В лесах герра Манфреда? Это было бы слишком дерзко даже для фон Фалькенштайна.
— Разве? Предок Фалькенштайна заложил душу дьяволу, чтобы сбежать из сарацинского плена. Он грабил монахинь и паломников к святым местам. Его настоятельно требуется обуздать.
— Когда маркграф достаточно разгневается, — согласился Макс. — Но через ущелье слишком трудно пройти.
Зачем Филиппу отправлять сюда своих приспешников? Ведь не за добычей.
— Может, тогда фон Шарфенштайн? — Дитрих неопределенно махнул на юго-восток, где свил свое гнездо еще одни барон-разбойник.
— Бург Шарфенштайн взят. Разве вы не слыхали? Его хозяин захватил купца из Базеля ради выкупа, и это привело его к погибели. Племянник этого человека выдал себя за одного печально известного ландскнехта, истории о котором они слышали, и прибыл к ним с известием о легкой добыче недалеко вниз по Визенталю. Ну, жадность помрачает рассудок людей, они последовали за ним — и угодили в засаду, устроенную милицией Базеля.
— Это хороший урок. Макс оскалился как волк:
— «Не дразни швейцарцев». Дитрих еще раз оглядел лес
— Если нерыцари-разбойники, то только безземельные, вынужденные браконьерствовать в лесу.
— Может быть, — допустил Макс. — Но это земля герра.
— Что тогда? Ты пойдешь и прогонишь их? Швейцарец пожал плечами:
— Или же Эверард наймет их для сбора хлеба. Зачем искать неприятностей? Господин вернется через несколько дней. Он уже покинул Францию, или, по крайней мере, так сказал гонец. Я испрошу его воли. — Сержант задержал взгляд на лесе. — Там перед рассветом было странное свечение. Затем дым. По вашему мнению, как я понимаю, это тоже «природа». — Он повернулся и ушел, притронувшись к шляпе, когда миновал Хильдегарду Мюллер.
Дитрих более не мог различить шевеления среди деревьев. Возможно, то, что ему привидилось раньше, было лишь покачиванием молодой поросли в лесу.
III
Август, 1348
Вечерня. Всенощная св. Лаврентия. 10 августа
Иоахим ответил ему.
— Аминь, — сказали они в унисон, но из зала церкви им отозвался только голос Терезии Греш, коленопреклоненной в одиночестве на каменных плитах нефа в мерцании свечей. Девушка не двигалась с места, застыв наподобие статуи в нишах.
Только два типа женщин пылки в своих пристрастиях: безумные и святые, пусть обе категории и не сильно отличаются. Нужно немного безумия, чтобы быть святым; по крайней мере в том, что мир оценивает как безумство.
У Терезы было нежное округлое девичье лицо, хотя Дитрих и знал ее уже более двадцати лет. Насколько Дитрих знал, она никогда не была с мужчиной и на самом деле по-прежнему говорила с простодушием и невинностью. Иногда Дитрих испытывал к ней зависть, ибо Господь уготовил Царство Небесное только тем, кто умалится подобно ребенку.
— «…от удушающего со всех сторон огня, — читал Иоахим из Священного Писания, — и из среды пламени, в котором я не сгорел…»[49]
Дитрих молча поблагодарил Бога за их освобождение от огня три дня назад. Только Рудольф Пфорцхаймер умер. Его старое сердце остановилось, когда субстанция