Эйфельхайм: город-призрак

— Об этом нам ничего не известно, — сказал Ганс. — Он прав в том, что касается закручивающихся спиралью измерений. Чтобы отыскать наш дом небесный, мы должны совершить путешествие не в длину, не в ширину, не в высоту и не через время, которое имеет протяженность.

— Мы всегда можем уйти, — сказал Готфрид, чмокнув губами, но Ганс щелкнул челюстями, и его товарищ тут же прекратил смеяться, продолжив: — Мы оторваны от своего дома, от племени. Так давай не будем отрываться друг от друга.

* * *

На следующий день Дитрих наткнулся на человека, пристально осматривавшего стены церкви. Схватив его за плащ, он обнаружил, что это был слуга-еврей.

— Что ты здесь делаешь? — с подозрением осведомился пастор. — Зачем тебя сюда послали?

Неожиданно пойманный взмолился:

— Не говори хозяину, что я здесь был. Не говори, прошу!

Его отчаяние было столь очевидным, что священник счел его слова искренними.

— Почему?

— Потому что… Для нас греховно ходить поблизости с домом… tilfah.

— Правда? Так почему же это не порочит тебя?

Слуга склонился в раболепной позе:

— Досточтимый, я низкородный плут, не так чист и свят, как мой хозяин. Что может опорочить меня?

Не ирония ли слышалась в этом голосе? Дитрих едва сдержал улыбку:

— Объяснись.

— Я слышал о них, резных украшениях, от слуг в поместье и решил взглянуть. Нам запрещено творить изображения, но меня тянет к прекрасному.

— Во имя ран Христовых, я верю, ты говоришь правду. — Дитрих выпрямился и отпустил рукав собеседника. — Как тебя зовут?

Мужчина стянул с себя шляпу:

— Тархан Азер бен Бек.

— Слишком длинное имя для такого маленького человека, как ты. — Под грубым плащом тот носил украшенный кисточками наплечник, а толстые косы волос отличались от изящно закрученных локонов его хозяина. — Ты не испанец.

— Мой народ с востока, за литовскими землями. Быть может, ты слышал о Киеве?

Пастор отрицательно покачал головой:

— Он далеко отсюда, этот твой Киев?

Тархан печально усмехнулся:

— На самом краю земли. Когда-то он был могущественным городом моего народа, тогда еще существовала Золотая империя. А теперь кто я, чьи отцы были царями?

В Дитрихе проснулось любопытство:

— Я бы пригласил тебя к своему столу и расспросил о Золотой империи, но боюсь, не осквернит ли тебя мое предложение.

Тархан скрестил руки на груди:

— Могущественные иудеи, как мой хозяин, столь чисты, что даже малое может загрязнить их. Ныне он думает, что за ним следит златоглазый демон, и чертит печать Соломона вокруг своих покоев. Что до меня, то какая разница? Кроме того, учтивые манеры не могут нанести вреда.

Упоминание о златоглазых демонах моментально лишило священника дара речи. Неужто крэнки пробрались в Нижние леса, чтобы подглядеть за необычным странником?

— Я… Думаю, у меня есть овсяная каша и немного пива. Я не могу определить твой акцент.

— У моего акцента нет места. В Киеве живут евреи и русы, поляки и литовцы, турки и татары. Удивительно, что я сам себя понимаю. — Он последовал за Дитрихом к домику.

Иоахим как раз выставил на стол две миски каши. Он вытаращил глаза, Тархан приветствовал монаха с осторожной улыбкой:

— Ты тот проповедник, о котором я слышал.

— Я не друг евреям, — ответил Минорит.

Тархан развел руками в притворном изумлении. Иоахим не сказал ни слова, но достал третью миску и принес немного хлеба с кухни. Все это он выставил на стол так, чтобы гость даже ненароком не коснулся посуды.

— Неудивительно, — пробормотал бен Бек, пока Дитрих накладывал ему еду, — что иногда вы нас сжигаете.

— Остерегайся излишнего остроумия, — прошептал Дитрих в ответ.

Каждый прочитал благодарственную молитву на свои манер. Когда деревянные ложки застучали по мискам, Тархан продолжил беседу:

— Господские слуги говорят, вы человек ученый, много поездили по свету, природу изучаете.

— Я учился в Париже. У Буридана. Но о твоем Киеве мне ничего не известно.

— Киев. Купеческий город. Многие приезжали и уезжали, и еще мальчишкой я всем этим интересовался. Теперь служу бен Шломо, он путешествует, ну и я посещаю множество мест. — Бен Бек развел руками. — Кстати, я знаю, он запрещает маймонизм.[215] Говорит, совет раввинов постановил сорок лет назад, что scientia ненадлежащее занятие для еврея. Один Талмуд должен служить руководством всему. А как мне об этом узнать? Я спрашиваю, где в Талмуде это записано, а он отвечает, только чистые могут читать Талмуд — я к ним не отношусь, естественно, а! — Он поднял глаза к небу в немой мольбе — или упреке. Иоахим хмыкнул:

— Твой хозяин прав относительно суетности мирского знания, но заблуждается в том, какая книга дает ответы.

Еврей зачерпнул еще одну ложку каши:

— Куда бы я ни приезжал, везде слышу одно и то же. Вот в землях мусульман, например, вся истина в Коране, лишь его следует изучать.

— Мусульмане когда-то были замечательными учеными, — заметил Дитрих. — И я слыхал о вашем Маймониде — таком же великом ученом, что и наш Фома и Аверроэс у сарацин.