– Доверчивых царей любят и даже славят, но умирают они рано, а я бы хотела пожить. Я нравлюсь гетайрам? Приятно, но станут ли они за меня сражаться? Точного ответа нет. Значит, нужно искать иные пути.
Она помолчала, глядя на горы, и спросила:
– Как насчёт другого вопроса?
– Всё готово. Если начинается... – он замялся, подбирая слово. – Происшествие, я буду неподалёку от тебя, Хресий на середине пути, Гриел – у конюшни, а Келесс – у ворот.
– Девочки?
– Феано должна будет присмотреть за сестрой, а Нейя ничего не знает. Лучше их не втягивать.
– Согласна. Хорошо, потом обсудим подробно. Нужны несколько вариантов, на случай, если что-то пойдёт не так. Феано должна быть готова заменить любого из вас.
– Кинана, а ты и впрямь в это веришь? – спросил после недолгого молчания Алкет.
– Во что?
– В то, что мы обсуждаем. Побег из дворца. Неужто кто-то отважится на тебя напасть?
– Помнишь, Сосфен говорил, что самое глупое оправдание: «я этого не ожидал».
– Мы будем, – с непривычной серьёзностью сказал Алкет. – И я, и Хресий, и все мы умрём, но не позволим никому навредить тебе. Я помню день, когда мы говорили об этом впервые. До этого всё казалось таким простым и лёгким, не было ни тревог, ни настоящих забот, и тут я вдруг понял, что то, что я люблю, та, кого я люблю, мой друг, может исчезнуть навсегда. Просто потому, что кому-то захочется надеть побрякушку не на эту голову, а на другую. В тот день я и стал взрослым.
– Спасибо, Алкет, – Кинана почувствовала, как на глаза наворачивются слёзы. Тряхнув головой, она рассмеялась и пихнула товарища в бок. – А ну хватит тоску нагонять! Кажется, мой бок уже прошёл, пойдём, покажем этим калекам, как надо играть в мяч!
Смеясь и весело беседуя, девушка и юноша направились обратно на площадку. Скоро им должно было исполниться всего-то по семнадцать лет.
Глава IX
Вернувшись домой, Энекл принялся переодеваться к ужину. Сборы его были по-военному недолгими: он скинул пропитаную пылью и потом одежду и, не дожидаясь, пока приготовят ванну, вымылся по-урвософорски, в холодной воде. Рабы, хорошо знающие привычки господина, уже приготовили уличный наряд: по-военному короткий песочно-жёлтый хитон, тёмный плащ-хламида и сандалии. Поверх пояса Энекл, на манер эферских моряков, накинул обшитый бронзовыми бляшками ремень-обманку из воловьей кожи – такой одним движением превращается из украшения в опасное оружие.
Когда он вышел, уже почти стемнело, повсюду горели многочисленные светильники, заливая светом главные улицы. Это было настоящее море огней, над которым, в недосягаемой вышине, пламенели шесть разноцветных солнц – вершины великих нинуртских зиккуратов, увенчанные огненными коронами ‒ от яркого золота Ушшура до мертвенной зелени Марузаха. Далеко внизу, у подножия циклопических башен, кипела ночная жизнь Нинурты, порой опасная, но полная всевозможных удовольствий и соблазнов, притягивающих гостей со всех сторон света. Сегодня, правда, было довольно безлюдно. Опасаясь волнений, многие предпочли в этот вечер остаться дома. То и дело навстречу попадались вооружённые отряды стражи, время от времени по улицам проходил конный разъезд.
Энекл жил в Среднем городе, неподалёку от Зиккурата Тузулу, где селились, в основном, состоятельные купцы и ремесленники. Он быстро добрался до многолюдной улицы Тузулу-лур, откуда начинался знаменитый Квартал Увеселений, предлагающий развлечения на любой вкус, кошель и совесть. Здесь Энекл не задержался, направившись в сторону реки Закарашар, что отделяла Средний город от Нижнего.
Место, куда он направлялся, находилось в самой глубине Речного квартала – двухэтажный дом из глиняного кирпича, освещённый десятком масляных ламп и украшенный неприхотливой росписью. Над входом покачивался розовый фонарь, какими в Мидонии обозначали таверны и винные лавки. Дверь из настоящих кедровых досок говорила о процветании – в бедную лесами Срединную Мидонию хорошее дерево завозили издалека, и стоило оно недёшево.
За дверью открылся просторный зал с большим очагом и десятком столов, окружённых плетёными стульями. Сегодня заведение пустовало, лишь в дальнем углу расположилась небольшая компания мидонян. Возле очага возился с вертелами высокий лысый толстяк с бордовой повязкой на левом глазу. Эбеново-чёрная кожа, белый льняной жилет с цветной вышивкой и белая юбка до колена выдавали в нём уроженца Кахама. Завидев посетителя, он просиял и кинулся навстречу.
– Энекл, мой дорогой друг, хвала добрым богам, что привели тебя в мой скромный дом! – воскликнул толстяк по-эйнемски, смешно коверкая слова.
– Привет и тебе, Пхакат, – ответил Энекл по-мидонийски, прекрасно зная о довольно скромных познаниях владельца таверны в эйнемском языке. – Думаешь, боги стали бы тратить время на то, чтобы проводить меня до винной лавки?
– Причудливы пути богов, уж в этом я разбираюсь. Не зря же я посвящённый жрец Келу первой ступени, – толстяк с гордостью похлопал себя по лысой голове.
– Всегда забываю спросить: неужели всех поваров в Кахаме посвящают в жрецы?