Эйнштейн

Неделю жили в отеле, потом сняли дом на Лайбрериплейс, новоселье отпраздновали с другими эмигрантами, среди которых набралось много скрипачей; составили постоянный квартет во главе с Фрицем Крейслером. Файнхолл от нового жилья был недалеко. Он напоминал старинные здания Оксфорда и Кембриджа: дубовые перила, камины. Эйнштейну дали один из самых шикарных кабинетов, с восточным ковром и картинами, но он выбрал другой, попроще: письменный стол, большая доска, стеллажи, несколько кресел и кушетка. По соседству с ним располагались еще 18 ученыхбеглецов. Его единственной обязанностью было посещение факультетских собраний - он ее исполнял почти до смерти. Говорил, что чувствует себя неловко, занимаясь только своей теорией, но преподавать так и не стал. Они с Майером продолжали искать новые геометрические языки, могущие выразить их ощущения.

Хофман: «Раньше, когда Эйнштейн разрабатывал общую теорию относительности, он руководствовался, например, принципом эквивалентности, который связывал тяготение с ускорением. Где же были аналогичные принципы, которыми можно было бы руководствоваться и которые могли бы привести Эйнштейна к созданию единой теории поля? Этого никто не знал. Даже сам Эйнштейн. А потому эта работа была не столько целенаправленным поиском, сколько блужданием в математических дебрях, крайне слабо освещаемых физической интуицией. За годы пребывания в Принстоне Эйнштейну не раз казалось, что наконецто он пришел в своих исканиях к единой теории поля. И каждый раз оказывалось, что если продолжить вычисления, то будут выявлены неприемлемые следствия из его уравнений… Все, на что Эйнштейн мог опираться в поисках единой теории поля, - это только его уникальный жизненный опыт и глубочайшее убеждение, что такая теория должна существовать (или, как говорили древние иудеи, что бог един)». Хофман приводит воспоминания одного из принстонских ассистентов Эйнштейна, Штрауса: «Первая теория, над которой мы работали… разрабатывалась самим Эйнштейном уже более года, и мы продолжали работать над ней еще около девяти месяцев. Однажды вечером я нашел некоторый класс решений уравнений поля, и на следующее же утро оказалось, что эта теория лишилась своего физического содержания… я был совершенно удручен случившимся. Но когда на следующее утро я пришел на работу, Эйнштейн был взволнован и полон энергии: „Послушайте, я думал над этим всю ночь, и мне кажется, что…“ Так было положено начало совершенно новой теории, которая также через полгода превратилась в кучу макулатуры…»

Жить в Принстоне ему не особенно нравилось, писал королеве Елизавете: «…замечательное местечко, забавный и церемонный поселок маленьких полубогов на ходулях. Игнорируя некоторые условности, я смог создать для себя атмосферу, позволяющую работать и избегать того, что отвлекает от работы. Люди, составляющие здесь то, что называется обществом, пользуются меньшей свободой, чем их европейские двойники…» Общества не чурался, но предпочитал эмигрантов, знакомых еще по Европе. Самым близким принстонским другом стал экономист Отто Натан (1893-1987), финансовый советник при Веймарской республике; он приехал незадолго до Эйнштейнов и помог им приспособиться к новой жизни. Герман Вейль работал в Файнхолле; он и Эмма Нетер (которую Эйнштейн после ее смерти назвал «самым значительным математическим гением женского пола)» организовали Фонд помощи немецким математикам. Старый друг, доктор Баки, поселился в НьюЙорке. Скоро понаедут еще знакомые. Но Эйнштейн, по свидетельству Грации Шварц, жены германского консула, был угрюм: изза Гитлера, изза Эренфеста, отчасти (хочется так думать) изза того, что Эдуард, больной и беспомощный, остался далеко.

12 ноября дома прошли выборы в рейхстаг с единственным списком кандидатов от одной партии и одновременно - референдум о выходе из Лиги Наций. Предвыборные брошюры типа «Евреи требуют убийства Гитлера» и повальный страх сыграли свою роль, и все же в крупных городах было значительное (в среднем процентов по 25) протестное голосование. Но в целом НСДАП получила (или подсчитала) 92,11 процента голосов. В Палестине между тем влиятельные арабы осуждали британцев за продолжение еврейской иммиграции, а арабам, что продавали евреям землю, грозили бойкотом. 13 октября 1933 года Палестинский исполнительный комитет организовал забастовку и демонстрацию в Иерусалиме, британская полиция всех разогнала; 26 октября в Яффе в результате беспорядков погибли 27 арабских демонстрантов и один полицейский. Муфтий призвал к джихаду и, встречаясь с германским консулом, предложил свои услуги в борьбе с Англией и евреями.