Эйнштейн

Комиссия Пиля между тем заслушала 130 свидетелей, арабов и евреев, поняла, как те и другие ей осточертели, и приняла решение о постепенном отказе британцев от мандата на Палестину, за исключением «коридора», соединяющего Иерусалим со Средиземным морем. Остальная территория должна быть разделена на еврейское государство (часть Прибрежной равнины, Изреельская долина и большая часть Галилеи) и арабское (остальная территория плюс Трансиордания). И арабы, и евреи этот план отвергли. 21 июля муфтий альХусейни повторно обратился к германскому консулу Гансу Доле, предлагая оказать помощь Гитлеру, если Германия поддержит арабов против сионистов. Британская полиция пыталась его арестовать, но он укрылся в святилище на Храмовой горе, и скоро началось новое арабское восстание…

Эйнштейны лето провели на ЛонгАйленде, в местечке ВестКоувРоуд на мысе Нассау - опять рассказы местных, как он переворачивался на лодке и детишки его спасали. Соседка Луиза Томсон, тогда еще ребенок, вспомнила, что был спор ее семьи с Эйнштейном изза прохода к пляжу и что детям очень не нравилась игра на скрипке: «Это было ужасно» (наверное, единственный отзыв такого рода об игре Эйнштейна). Гости, дамы, откровенный флирт с 27летней Луизой Райнер, немецкой актрисой, работавшей в Голливуде (она была первой женщиной, получившей два «Оскара», первой из актеров, получившей несколько «Оскаров», и первым человеком, получившим их подряд.) Приехал в ВестКоувРоуд и английский писатель и физик Чарлз Перси Сноу: «Вблизи Эйнштейн оказался таким, каким я и представлял себе, - величественный, лицо светилось мягким юмором. У него был высокий, покрытый морщинами лоб, пышная шапка седых волос и огромные, навыкате, темнокарие глаза. Я не могу сказать, за кого можно было бы принять его… Меня удивило его телосложение. Он только что вернулся с прогулки на лодке и был в одних шортах. Его массивное тело было очень мускулистым; правда, он уже несколько располнел, но выглядел весьма крепким и всю жизнь, должно быть, отличался физической силой… Его большие глаза невозмутимо глядели на меня, словно вопрошая, для чего я пришел и о чем хочу говорить? В доме, повидимому, не было строго установленного времени для еды. В комнату то и дело вносили подносы, на которых были бутерброды».

Зашла речь о британском математике Годфри Харди, Эйнштейн спросил, пацифист ли тот, назвал пацифизм «непрактичным» и обрадовался, узнав, что Сноу не такой. «Говорили мы главным образом о политике, о моральном и практическом выборе, который стоял перед нами, и о том, что могло бы спасти от надвигающейся грозы не только Европу, но и человечество. Когда говорил Эйнштейн, неизменно ощущалось значение его духовного опыта… В сущности, он не был сентиментален и у него не было никаких иллюзий… Мне приходилось раньше не раз слышать о том, что Эйнштейн - веселый. Но его веселость исчезла, и, видимо, навсегда». Заговорили о Черчилле - Эйнштейн, как ни странно, его очень любил. «Эйнштейн с грустью размышлял. „Чтобы победить нацизм, - сказал он, - нам потребуются все силы, даже национализм“».

«Эйнштейн заговорил об условиях плодотворной творческой жизни. Он сказал, что человек не способен создать чтолибо значительное, если он несчастен, и это он знает по себе. Едва ли кто назовет ему такого физика, который сделал бы выдающуюся работу, находясь в горе и отчаянии. То же самое можно сказать о композиторе. Или о писателе… А я вспомнил о Толстом. Ведь он писал „Анну Каренину“, находясь в глубоком отчаянии… Снова заговорив о творческой жизни, он сказал, покачав своей крупной головой: „Нет, чтобы понять мир, надо прежде всего самому не мучиться“». Сноу прикинул этот принцип на самого Эйнштейна: действительно, тот был счастлив в 1905 и 1915 годах, когда делал великие открытия.

Денис Брайан, дабы опровергнуть утверждение, что Эйнштейн был одиночкой, пишет: «Не прошло и года со смерти жены, как он пригласил Ганса погостить на три месяца». Да уж, достижение… Ганс приехал в октябре, отец предложил остаться в Штатах, и тот нашел работу гидролога в Южной Каролине, в Департаменте сельского хозяйства. Рассказал об Эдуарде - тот жил то в клинике, то с матерью и был так плох, что теперь его уже никак не удалось бы привезти в США…