Эйнштейн

3 октября 1898 года Альберт сдал промежуточные экзамены на диплом; в начале 1899го Перне, рассерженный тем, что он стал прогуливать даже практические занятия, написал в ректорат докладную - объявили выговор. Бессо тем временем женился на Анне, сестре Мари Винтелер, - Эйнштейн их и познакомил. К весенним каникулам 1899го, которые Альберт проводил в Милане, относятся первые сохранившиеся письма от него Милеве - коротенькие и «ни о чем». Картер и Хайфилд: «Он все время ждал от Милевы выражений неудовольствия, будь это „горькие упреки“ за то, что он не давал о себе знать, или хмурый рассерженный взгляд, когда он не смог дать ей какието конспекты. „Не дуйся изза этого, маленькая ведьма“, - говорил он ей. „Не раздражайся, не хмурься, не делай сердитую мину“. Он, разумеется, шутил, но в каждой шутке есть доля правды. Какой бы милой ни была его подруга, характер у нее был нелегкий, и Эйнштейн угадывал в нем чтото очень знакомое. „Вы так живо предстали перед моим мысленным взором, пока мать меня сурово отчитывала“».

Летом 1899 года он жил с матерью, сестрой и генуэзской теткой, что высылала ему по 100 франков, на курорте Меттменштеттен. Из писем того лета Милеве: «Мы так хорошо понимаем темные стороны друг друга, оба пьем черный кофе и едим сосиски etc…»; «Моя мать и сестра кажутся мне ограниченными, несмотря на привязанность, которую я к ним испытываю. Удивительно, жизнь меняет нашу душу во всем, до такой степени, что самые близкие родственные связи слабеют, превращаясь в обычную приязнь. В глубине души мы уже не понимаем друг друга и не способны ни понастоящему друг другу сопереживать, ни понять, какое чувство движет некогда близким человеком». «Я все тот же старый бродяга - капризный, вредный и вечно в плохом настроении…»; «Когда я читал Гельмгольца - и сейчас читаю, - я не могу представить, что Вы не сидите рядом со мной… Я наслаждаюсь совместной работой с Вами - все кажется не так скучно…» «Скоро я буду снова с моим солнышком, буду целовать ее, обнимать ее, пить кофе с ней, браниться с ней, учиться с ней, смеяться с ней, гулять с ней, болтать с ней, и так до бесконечности!» - это письмо он отослал 10 августа, примерно в те дни, когда завел легкую интрижку с местной девушкой Анной Шмидт, которой записал в альбом стихи (он легко сочинял шутливые стихи «на случай»): «В голову приходит столько разных мыслей, и среди них одна - о том, как я целую Ваши губки. Если Вы на это рассердитесь, не надо кричать и плакать. Самым справедливым наказанием будет вернуть поцелуй. Примите эти стихи на память о Вашем приятелеповесе». Повеса и есть…

Летом он также ездил в Аарау к Майе, которая там обучалась на учительских курсах (и завела роман с Паулем, сыном Винтелеров); Милеве писал, что старается бывать в Аарау поменьше, ибо «там живет девушка, которую я когдато очень любил и которая попрежнему имеет власть над моим сердцем… Сейчас я защищен крепостными стенами и чувствую себя почти в безопасности. Но я знаю, что стоит мне увидеть ее еще, и я утрачу контроль над собой. Я в этом уверен и боюсь этого как огня». Картер и Хайфилд на этом цитату обрывают - какой жестокий! - но дальше он без всякого перехода пишет: «Как только вернусь, мы с тобой залезем на гору Утлшиберг и будем наслаждаться и копить чудесные воспоминания о том, что мы делали вдвоем… А потом начнем как следует учить Гельмгольца».

Оба готовились к осенним экзаменам (Милева должна была сдавать их с младшим курсом, так как полгода отсутствовала). Она тоже провела лето с родителями на ферме, которую купил ее отец, выйдя на пенсию. Жаловалась Альберту на жару, тяжелые занятия, трудности с геометрией, он ее утешал: «Скоро все закончится, и ты сдашь отлично. Моя милая детка знает, чего хочет, и уже много раз это доказывала».

В августе он докладывал Милеве, что хотел в Аарау опять строить прибор для поимки эфира, но ему не дали, а уже в сентябре от ловли отказался и написал Милеве знаменитое письмо: «Я все более и более убеждаюсь в том, что электродинамика движущихся тел в том виде, в каком она существует сегодня, не соответствует действительности и что в будущем будет возможно представить ее в более простом виде. Введение понятия „эфир“ в электрические теории привело к понятию среды, о движении которой мы можем говорить только без приписывания этому понятию какоголибо физического смысла…» (Отклик Милевы либо не сохранился, либо его не было, так что никто не знает, что она думала по поводу эфира.) Примерно то же утверждал великий математик Жюль Анри Пуанкаре (1854-1912) - человек, известный своим благородством, корректный, ни разу не замешанный в спорах о приоритете, который он неоднократно добровольно уступал; настоящий джентльмен. Замечательным, но безымянным преобразованиям, которые построили Лоренц и - независимо - Фицджеральд, он дал имя Лоренца, а затем дополнил их; после опытов Майкельсона и Морли он сказал, что нам никогда не удастся обнаружить движение тел относительно эфира, а значит, можно заниматься физикой так, как если бы эфира не было.