Эйнштейн

Все это очень интересно, но надо както устраиваться в жизни. Денег платят мало. Бюро осточертело, что бы он там ни говорил про Спинозу, но тот был сам себе хозяин, захотел - закрыл свою оптическую лавку на целый день, а тут в библиотеку, как мальчику, надо отпрашиваться. 3 января 1908 года Эйнштейн писал Гроссману (уже профессору математики в цюрихском Политехникуме): «Я готов предпринять активную попытку получить место преподавателя (математики или физики) в техникуме в Винтертуре… Не думай, что мною движет мания величия или какаялибо другая страсть, скорее причиной тому - мое страстное желание продолжать работу не в столь неблагоприятных условиях - уж этото ты, безусловно, поймешь… Может быть, мне поехать туда и продемонстрировать свою достопочтенную персону? Или я произведу плохое впечатление (семитская внешность, не немецкий швейцарец)? Есть ли смысл хвалиться научными статьями?»

Написал он и в Цюрихскую гимназию - просил места учителя. Его бывший научный руководитель Кляйнер сообщал, что пытается пристроить его в Цюрихский университет на должность профессора. Сам он наконец смог написать работу, которую от него требовали в Бернском университете, - «Влияние закона распределения энергии в излучении черного тела на состав излучения» (текст не опубликован, и рукопись потерялась). Что угодно, только бы вырваться из бюро патентов.

Считается, что Эйнштейн был абсолютно равнодушен к вопросам научного приоритета; в 1949 году он писал знакомому, Максу Броду, автору романа о Галилее: «Трудно поверить, что зрелый человек видит смысл в воссоединении найденной истины с мыслями поверхностной толпы, запутавшейся в мелочных интересах. Неужели такая задача была для него важной настолько, чтобы отдать ей последние годы жизни… Не могу себе представить, чтобы я, например, предпринял бы нечто подобное, чтобы отстаивать теорию относительности. Я бы подумал: истина куда сильнее меня, и мне бы показалось смешным донкихотством защищать ее мечом, оседлав Росинанта…» Однако 17 февраля 1908 года он послал недовольное письмо немецкому физику Иоганнесу Штарку: «Я был несколько ошеломлен тем, что Вы не признаете моего приоритета в установлении связи между инерционной массой и энергией». (Штарк отвечал, что Эйнштейна ввели в заблуждение; помирились.) А 28 февраля он узнал, что принят в Бернский университет на должность приватдоцента кафедры теоретической физики.

Свой первый университетский спецкурс (о молекулярной теории теплоты) он начал читать 21 апреля, при этом из бюро не уволился - новая работа приносила гроши. Жалованье приватдоцента зависело от числа студентов. А их было всего двое (один из которых - Бессо), потом - трое… Читал он с семи утра или с семи вечера - иначе не выходило изза работы в бюро. Иногда приходил лишь один слушатель - сестра Майя, после двух лет учебы в Берлине переведшаяся в университет Берна на филологический факультет. Зато у него появился первый официальный соавтор - австрийский еврей Якоб Лауб (1884-1962), ассистент физика Вилли Вина, приехавший из Вюрцбурга специально ради совместной работы; написали ряд статей, уточняющих и дополняющих СТО. Милева повезла сына погостить к родителям, муж писал ей: «Несмотря на общение с Лаубом, жить в одиночестве мне не нравится. Я с нетерпением жду тебя…» Жаловался, что Лауб «чересчур честолюбив», и не ошибся: тот впоследствии, уехав в Аргентину, стал политиком и послом. С Габихтами занимался электрометром, штуковиной заинтересовались профессора Ковальский и Мошицкий из Фрайбурга, ездил к ним в мае и июне несколько раз. Из Бреслау приехал глава тамошней физики Рудольф Ладенбург - потолковать о теплоемкости и вручить приглашение на 81й съезд немецких натуралистов, назначенный на сентябрь 1909 года в Зальцбурге.

О Меркурии он чтото замолчал и вообще о гравитации не писал ничего - бросил ее ради квантов. Лаубу, 1908 год: «Эта квантовая проблема настолько важна и сложна, что над ней должны думать все. Мне удалось изобрести нечто формально соответствующее, но, кажется, это чепуха». 25 июля начался отпуск; поехал с женой и сыном отдыхать в горы - тогда он горы обожал. Друзьям посылали веселые открытки. Но, кажется, уже в тот период в браке появилась трещинка. Милева - Элен Савич, 1908 год: «Нам, женщинам, куда труднее расстаться с прошлым, мы цепляемся за воспоминания о том чудесном времени, которое называется молодостью, и помимо своей воли желаем, чтобы все оставалось, как тогда».