Эйнштейн гуляет по Луне. Наука и искусство запоминания.

Бьюзен покинул аудиторию словно в трансе. Ему впервые пришло в голову, что он не имеет ни малейшего, даже самого общего представления о том, как работает сложный механизм его мышления. Все это казалось странным. Если простейший трюк с памятью мог многократно увеличить количество информации, которую человек способен запомнить, и никто не озаботился показать ему этот фокус до 20 лет, чему же еще его не научили?

«Я пошел в библиотеку и сказал: „Я хочу книгу о том, как использовать свой мозг“. Библиотекарь послала меня в медицинскую секцию, но я вернулся, возразив: „Я не хочу книгу о том, как мой мозг управляет мной, я ищу книгу о том, как управлять им. Это немного разные вещи“. Она ответила: „О, таких книг у нас нет“. Я подумал, у нас есть руководства по эксплуатации машин, радио, телевизоров, но ничего подобного для мозга не существует», В поисках информации, способной пролить свет на удивительные способности его преподавателя, Бьюзен забрел в библиотеке в секцию античной истории, где, по словам профессора, можно было найти много основополагающих идей по улучшению памяти. Он начал читать греческих и римских мнемоников и тренироваться по их методике в свободное время. Вскоре он начал следовать советам из «Риторики для Геренния» — использовать локи и образы в подготовке к экзаменам и даже для запоминания всех конспектов по целому курсу.

Окончив колледж, Бьюзен начал свой трудовой путь как обычный канадский разнорабочий. Сначала он трудился на ферме («Я решил устроиться на эту работу исключительно ради строчки „разгребал навоз“ в своем резюме»), а затем на стройке, В 1966 г., тогда же, когда Фрэнсис Йейтс опубликовала «Искусство памяти», первый серьезный академический труд, посвященный богатой истории мнемоники, Бьюзен вернулся в Лондон, чтобы стать редактором в международном журнале Intelligence, выпускаемым Менсой[157], высокоинтеллектуальным сообществом, к которому он присоединился еще в колледже. Примерно в то же время ему предложили работать внештатным преподавателем в проблемных школах бедных районов восточного Лондона.

«Я был особым „ум-есть-ищу-работу“ учителем, — говорит он. — Если кому-то из коллег намяли бока, я был первым кандидатом на замену».

В большинстве случаев Бьюзен проводил с каждым классом, куда его направляли, совсем немного времени, буквально пару дней, чего даже самому благонамеренному учителю недостаточно для того, чтобы изменить ситуацию. Желая как-нибудь помочь своим трудным ученикам и, возможно, излить на них немного от своей огромной уверенности в себе, Бьюзен обратился к старым техникам запоминания, выученным еще в колледже. «Я заходил в класс и спрашивал студентов, глупые ли они или нет, ведь все считали их глупыми, и, к сожалению, большинство из них сами в это верили, — говорит Бьюзен. — Им внушили идею об их несостоятельности. Я говорил „Окей, давайте проверим“ и давал им тест на запоминание, который они не могли выполнить. Я вздыхал: „Кажется, вы были правы“. А после учил их техникам запоминания и снова тестировал, и они набирали 20 из 20. Тогда я обычно удивлялся: „Вы сказали мне, что вы глупые, вы доказали мне это, и вот теперь показываете отличный результат“. И я задавал им вопрос: „Так что же происходит?“ Для некоторых студентов, никогда не получавших хороших оценок, это было как откровение».

Получив возможность не только практиковать искусство запоминания, но и преподавать его, Бьюзен начал совершенствовать свои старые навыки в новом направлении, особенно в ведении записей.

В течение нескольких лет он разработал то, что, по его мнению, было новаторской системой ведения записей и превосходило античную мудрость «Риторики для Геренния».

«Я старался добраться до сути того, что представляет собой ведение записей, — говорит он, — Это привело меня к кодам и символам, образам и стрелкам, подчеркиваниям и цветам».

Бьюзен назвал свою новую систему «интеллект-карта», термин, который он позже запатентовал. Человек создает мысленную карту, рисуя линии от главных идей к второстепенным, далее разветвляясь к третьестепенным и т. д. Идеи формулируются несколькими словами и по возможности иллюстрируются образами. Получается нечто похожее на радиальную схему, выполненную в нескольких цветах, на паутину ассоциаций, напоминающую усеянный колючками куст или разветвленные отростки нейронов. И поскольку эта схема наполнена цветными образами, расположенными по порядку на одной странице, она функционирует как дворец памяти, перенесенный на бумагу.