Эйнштейн гуляет по Луне. Наука и искусство запоминания.

Принятое Эдом в последний момент решение остаться в Австралии значило то, что отныне я сам по себе. Мне самому нужно волноваться из-за конкурентов, пытаться понять, насколько интенсивно они тренировались в прошлом году, и гадать, не готовится ли кто из них поразить нас новой техникой, способной поднять интеллектуальный спорт на недоступный для меня уровень. Например, Рэм Колли, защищавший титул чемпиона, веселый, беззаботный и, как я знал, самый талантливый из всех: если бы он решил тренироваться так же усердно, как европейцы, нам просто не осталось бы шанса. Но почему-то я сомневался, что он на такое способен. В основном я переживал из-за Мориса Столла. Если среди нас и бьи человек, захотевший посвятить свое время чему-то такому, как разработка системы «Миллениум-ЧДП» (изобретение Эда) или создание образов 2704 карт (достижение Бена), то им мог стать только Морис.

Вечером накануне соревнования Эд прислал мне по электронной почте последнее напутствие: «Все, что тебе нужно сделать, это сохранять образы в голове и получать от этого удовольствие. Удивляй себя их живостью, и все пойдет как по маслу. Будь спокоен на всех этапах. Расслабься, не обращай внимания на конкурентов и наслаждайся. Я уже горжусь тобой. И помни: девушки любят мужчин со шрамами, а слава остается с тобой навсегда».

В ту ночь я лежал в постели, расхаживая взад и вперед по своим дворцам как одержимый, и думал о Морисе. Я не мог уснуть, что, как отметил сам Морис на соревновании предыдущего года, для интеллектуального спортсмена равнозначно «перелому ноги перед футбольным матчем».

Когда я наконец уснул около трех утра при помощи таблетки тайленола, мне приснился кошмар, в котором Дэнни ДеВито и Риа Перлман, мои король

и королева пик, часами скакали по гаражу на пони, семерке пик, тщетно пытаясь найти, где они припарковали свой Lamborghini Countach, валет червей. В конце концов их лошадь расплавилась на асфальте под зловещим взглядом Мориса Столла, смеющегося прямо как доктор Менгеле⁶⁴. Я вскочил через четыре часа, усталый и разбитый, и по ошибке дважды намылил голову шампунем — жуткая примета, если, конечно, приметы существуют.

Первым, кого я встретил, выйдя из лифта, на 19-м этаже главного здания Con Edison, был Бен Придмор. Он прилетел из Англии на уик-энд только для того, чтобы оценить уровень подготовки американцев. В последнюю минуту в аэропорте Манчестера Бен раскошелился и поменял свой билет на место в первом классе.

«А на что мне еще деньги тратить?» — спросил он меня. Я покосился на его просящие каши кожаные ботинки: их подошвы теперь уже практически полностью оторвались. «Действительно», —- сказал я.

«Первое соревнование даже не началось, а я уже проиграл», — сообщил я Бену. И рассказал о бессоннице и лишнем мытье головы. Бен, казалось, полагал, что зря я выпил снотворное, потому что остатки лекарственных веществ, сказал он, наверняка до сих пор плавают в моей крови.

Я опустошил две чашки кофе и, по правде говоря, мучался не от усталости, а от нервной тряски. Я просто чувствовал себя идиотом, который катастрофически провалил важнейший этап подготовки к соревнованию и теперь не в состоянии выступить в полную силу. В это время вошел Морис, одетый в бейсбольную кепку Техасского механико-сельскохозяйственного университета и рубашку в огурцах, куда более самоуверенный, чем в прошлом году. И пугающе сосредоточенный. Он сразу же заметил меня, узнал и подошел поздороваться, а заодно и представиться легендарному Бену Придмору. «Ты вернулся», — сказал мне Морис. Констатация факта, не вопрос.

Если считать, что у меня была определенная стратегия, я планировал застать Мориса врасплох, так чтобы мое появление на чемпионате стало для него сюрпризом. Но он, очевидно, уже знал о моем участии. Кто-то, должно быть, сообщил ему, что я тренируюсь с Эдом Куком. «Да, я решил поучаствовать в этом году, — небрежно сообщил я, указывая на мой беджик с надписью

“Джошуа Фоер, интеллектуальный спортсмен”. — В качестве журналистского эксперимента».

Я спросил Мориса: «Как поживают цифры?» Я пытался понять, не обновил ли он свою систему запоминания.

— Отлично. А твои?

— Тоже. Как карты?

— Неплохо. Твои?

— Проблем быть не должно, — сказал я. — Все еще используешь ту же систему, что и в прошлом году?

Он пожал плечами, избегая ответа, и спросил меня:

— Как спалось?

— Что?

— Спалось как?

Зачем он это спрашивал? Откуда он узнал о том, что я всю ночь мучился бессонницей? В какие такие игры разума играл Морис?

— Помнишь, я в прошлом году плохо спал накануне соревнования, — продолжил он.

— Да, помню. А как в этом году?

— В этом году я отлично выспался.

— Джошу понадобилось снотворное, — очень кстати заметил Бен.

— Да это практически плацебо!

— Я как-то пытался принимать снотворное во время тренировок и заснул на следующее утро, пока пытался запомнить числа, — сказал Морис. —Знаешь ли, нехватка сна — враг памяти.

— Ах так!

— Ну, в общем, удачи тебе сегодня.

— И тебе тоже.