Эйнштейн гуляет по Луне. Наука и искусство запоминания

Я представил, что будет, если я научусь запоминать, как Симонид. Заманчивая перспектива! Я смогу запоминать сонм стихотворений. Смогу проглотить самое лучшее стихотворение и по-настоящему впитать его в себя. Я представил, как стану одним из тех удивительных (и порой невыносимых) индивидов, всегда располагающих подходящей цитатой, которую можно ввернуть в разговор. Вообразил себя ходячим хранилищем стихов.

Я решил сделать запоминание частью своих ежедневных дел. Как чистку зубов зубной нитью. Только я действительно собирался это делать. Каждое утро, проснувшись и выпив кофе, но еще до того, как прочитать утреннюю газету, залезть в душ и переодеться, я садился за стол и проводил 10–15 минут, работая над стихотворением.

Основная проблема заключалась в том, что это дело было совершенно не для меня. Когда я садился и пытался разместить во дворце памяти стихотворение Льюиса Кэрролла «Бармаглот» – 28 строк совершенно бессмысленных слов, – я не мог додуматься, как превратить «варкалось» и «хливкие шорьки» в образы. В конечном итоге я просто механически заучил стихотворение, что я ни в коем случае не должен был делать. Затем я взялся за Т. С. Элиота и «Песнь любви Дж. Альфреда Пруфрока», стихотворение, которым я всегда восхищался и из которого уже знал некоторые отрывки. «Дамы входят в зал, а потом выходят, рассуждая о Микеланджело». Как я мог это забыть? Или, что вернее, как я мог это запомнить? Должен ли я был поместить образы женщин, которые то входят, то выходят и попутно болтают о Микеланджело, в ванную своего дядюшки? И как это должно было выглядеть? Или мне нужно было создать все по отдельности – образ женщин, образ входящего, образ выходящего и еще образ Микеланджело? Я совершенно запутался. И это отнимало целую уйму времени. Все эти техники, которые казались такими многообещающими поначалу, когда я с немеющими пальцами примостился рядом с Эдом на камне в Центральном парке, работали не так хорошо в подвале дома моих родителей. Дело обстояло так, словно я примерил в магазине новую пару кроссовок, а когда надел их дома, стер ноги до волдырей. Я явно что-то упустил.

Я обратился к недавно приобретенной «Риторике для Геренния» и открыл раздел, где речь шла о запоминании слов. Я надеялся найти там хоть какие-нибудь подсказки, понять, почему у меня ничего не получается, но единственное, что могла предложить мне двухтысячелетняя книга, – сочувствие. Запоминать произведения поэзии и прозы очень сложно, охотно признает автор. Но в этом и есть смысл. Он объясняет, что запоминание текстов полезно именно тем, что оно дается с трудом, а не играючи. «Я полагаю, что те, кто хочет совершать простые вещи без проблем и упорного труда, должны сначала поднатореть в вещах трудных», – пишет он.

В ходе первых бестолковых попыток освоить техники запоминания я еще не полностью осознавал масштаб предприятия, в которое ввязался. Я по-прежнему считал это безобидным экспериментом. Мне только хотелось проверить, действительно ли я в состоянии улучшить свою память, и если да, то насколько. Я, очевидно, не воспринял всерьез предложение Тони Бьюзена поучаствовать в чемпионате Соединенных Штатов по запоминанию. В конце концов, есть более трех дюжин интеллектуальных спортсменов, которые каждый год усердно готовятся к этим соревнованиям, проходящим в марте в Нью-Йорке. Разве можно было подумать, что журналист, периодически забывающий номер собственной страховки, может соперничать с умнейшими людьми Америки? Но, как я вскоре узнаю, американцы в кругу интеллектуальных спортсменов мира – как ямайцы в бобслее: самые последние. Может быть, самые расслабленные и самые стильные, но на международной арене мы все равно в самом хвосте по технике и подготовке.

Да, американские мнемоники способны запомнить за час сотни случайно взятых чисел, но рекорды Соединенных Штатов бледнеют перед европейскими достижениями. Никто в Северной Америке не принимает искусство запоминания настолько серьезно, чтобы перестать пить за три месяца до чемпионата мира, как это делал восьмикратный чемпион мира Доминик О'Брайен. Практически никто не придерживается строгого режима физических тренировок, который рекомендует Бьюзен. (Одним из первых советов, данных мне, было привести себя в форму.) Никто не поглощает стаканами рыбий жир и не принимает пищевую добавку «Омега-3». Единственным американцем, когда-либо принятым в общество KL7, был четырехкратный чемпион страны Скотт Хэгвуд. И хотя Америка проводит чемпионаты по запоминанию столь же давно, как и другие страны, победитель американского чемпионата лишь однажды вошел в пятерку лучших на чемпионате мира – в 1999 г.