Но где я? Я огляделась. С трех сторон темный густой лес, а на другой небольшая заснеженная ровная поляна, а за ней высоченная белоснежная стена. Как я оказалась здесь? Последнее, что я помню, это падение с обрыва.
Я подошла ближе к стене, отдаленно напоминающую мне тот самый обрыв. Оглядела её шероховатости, остроконечные огромные сосульки. Какие должны же быть морозы, чтобы вода застыла вот так?! И только сейчас поняла, что нахожусь в одной лишь сорочке, которая хрустела на мне от любого движения. Но мне не холодно, что самое удивительное! Кожа стала белоснежной, покрытой легким инеем, и сейчас по цвету могла конкурировать со снегом. Волосы стали намного длиннее, ровнее и светлее. Странно.
Надо найти дорогу домой. Я побрела вдоль обрыва в лес, надеясь найти какой — нибудь подъем. И вскоре набрела на полуразрушенную деревянную лестницу. Кое — как я добралась до деревни. Точнее до того, что от нее осталось. Некогда процветающее поселение превратилось в бедствующее скопление стариков и малых деток. Мой дом и вовсе был разрушен.
Я ходила по руинам любимого родного отчего дома и не могла поверить своим глазам. Мое внимание привлек шорох позади меня. Я обернулась.
— Что вам здесь надо? — скрипучим голосом спросила старушка. Её лицо было покрыто множеством морщин и все обветрено. Она стояла, опираясь на какую — то необычную корягу.
— Я здесь жила раньше.
— Не могла ты жить здесь, девочка. Все жильцы этого места погибли на моем веку.
— Как погибли?! — нет. Только не это! Невозможно! НЕТ! НЕТ! НЕТ! Я упала на колени и зарыдала в голос.
— Ну полно тебе! — подошла старушка. Она погладила меня по плечу. — Какая же ты холодная! Замерзла поди! Раздетая вся! Следуй за мной! Да пошустрее. — я нехотя поднялась с колен и последовала за старушкой. В моей голове никак не могла уложиться мысль, что больше никого из моей семьи нет. Старушка привела меня в свою избушку.
— Конечно, не хоромы, как у них, но жить можно. — приговаривала она. — Да и у кого сейчас хоромы? Все ели сводим концы с концами. С такими — то морозами! Грейся. А я пойду одежку найду тебе.
— А что с ними стало? — спросила я. Все остальное меня больше не интересовало.
— У них в семействе три дочки были. Так вот старшие две в лесу пропали, а младшенькая с матерью в доме сгорели. Хорошие были девоньки. — она принесла мне штаны. Я взяла их в руки неосознанно. Мною владела боль. Я потеряла семью. И меня тоже считают погибшей. Сердце сжалось, не давая сделать спасительный глоток воздуха. — Батюшка их, как узнал о смерти последних, умом помутился совсем и на охоте его волки погрызли. А волки то нынче стали еще злее, чем раньше. Голод всех нас жестокими делает. А все эта зима проклятая! — причитала старушка. Манера её речи отдаленно напоминала мне хорошую старую знакомую моей мамы, нашу нянечку, бабушку Бетти. Мать часто оставляла нас с ней, когда надо было ехать в город. Все мое детство пропитано её вкуснейшими пирожками и земляничным вареньем. А её сказки! От них нельзя было оторваться, и мы просили еще и еще! Каждый раз была новая сказка, новая история, от которой захватывало дух.
— Как давно… — я не смогла закончить свой вопрос. Мешал ком в горле, который застрял там, пока я пыталась сдерживать слезы. — они погибли?
— Да уж год почти прошел со смерти Варда. А может и чуть больше. С этой вечной зимой уже не разберешь! — старушка начала хлопотать возле печи и вскоре поставила на стол кружку с кипятком. Потом она ушла за печь и что — то долго чем — то там гремела. Когда она вышла, в руках у нее была маленькая баночка темно — красного варенья. Того самого, земляничного — из моего детства! Она поставила баночку на стол. — Последняя ценность, что у меня осталась. Большего предложить не могу. — потом бабушка обратила свой взор на меня. — Ну чего ты стоишь на пороге. Одевайся поскорее, да пей чай с вареньем. Согреться тебе надо, а то вон посинела уже от холода то. — она подошла ко мне и легонько коснулась моей руки. — Ледяная совсем! Не заболела ль ты?! — ее грубые морщинистая ладошка незамедлительно легла мне на лоб. — И тут холодная! — возмутилась бабушка. — Не обморозила ль ты часом, ходивши в одной сорочке?! — она быстро забежала за печь и принесла мне оттуда теплое одеяло. Старушка усадила меня поближе к печи, всучила мне кружку с кипятком, предварительно положив туда ложечку варенья. Я безжизненно наблюдала за ягодкой в кружке, которая наворачивала круги. Потом подняла взгляд на бабушку. Та суетилась, что — то прибирала в избе и случайно поймала меня за подглядыванием. — Ну что ты смотришь? Пей. Аль не нравится? — я вновь посмотрела на кружку. Вода, что была в кружке, от которой поднимался пар, замерзла. Я подняла глаза на бабушку, и с чувством побитой собаки, произнесла.
— Она замерзла. — бабушка с удивлением посмотрела на меня. Я наклонила кружку и показала. Там, где раньше был кипяток, сейчас находился лед. На глаза начали наворачиваться слезы.
— Ну полно тебе рыдать. — старушка села рядом со мной и обняла меня. Я уткнулась ей носом в плечо, и мои слезы уже было не остановить.