Её (мой) ребенок

— Я хочу к папе… — горько рыдает.

Маша гладит ее по плечам.

— Они тебя любят…

— Уходи, — отталкивает её руки Алёнка.

Не выдерживая, разворачиваю ее к себе лицом и подхватываю на руки.

Заглядываю ей в глаза.

— Я — плохой?

Плачет.

— Я не знал, как сказать, маленькая. Ты хотела другого папу?.. Не такого как я? Какого?

— Что будет с тем папой? — всхлипывает она.

— Тем?..

— Который в Африке.

— Ааа… понимаешь, малыш. Мама думала, что я в Африке. А я был здесь. Тот папа и есть я. Мы не могли найти друг друга с мамой… Люди иногда теряются…

— А в Африке нет папы?

— Получается нет. Я здесь…

— Ты писал мне письма?

— Ооо… — Кошкина! — Да. Я писал. Я очень скучал.

— Точно? — подозрительно смотрит на меня.

— Да!

— Точно-точно?

Киваю.

— Как ты меня звал? — пытливо и шмыгая носом.

О, мля! Вот это допрос!..

Внимательно всматриваюсь в ее глаза.

— Котёнок! — сглатываю я.

— А как же твои львы?

— Львы… — прижимаю ее к себе, разворачиваясь к Марьяне. — Были львы… Я их всех отправил в Африку!

Марьяна обняв себя за плечи стоит у подъезда.

Гавр крутится в рюкзаке, периодически высовывая испуганную морду.

— Пойдём к маме, ладно? А то Гаврюша нос отморозит. Не надо тебе к цыганам… И в Африку не надо. Я же здесь.

— Ладно, — судорожно вздыхает.

Ну слава тебе Господи…

Несу ее на подкашивающихся коленях. Никогда меня еще так не вздрючивали!

— А как звали твоего главного Льва? — строго отстраняется от меня.

Да что ж такое?!

Нервно вспоминаю все из нашей с Кошкиной реала, что могло бы натолкнуть на правильный ответ.

— Бонифаций! — вспоминаю, как иногда дразнила она меня.

Алёнка удовлетворено успокаивается, обнимая меня за шею.

Мы идём домой… Впереди еще куча экзаменов на звание любимого папы. Но парочку я уже сдал.

Глава 37. Гости

Протяжно вздыхая во сне, Алёнка спит между нами, стиснув прикорнувшего Гавра.

Развернувшись, смотрим друг другу в глаза.

— Жена… — веду пальцем по её брови. — Боже ты мой… Жена! Словно мой перевёрнутый мир наконец-то встал как положено.

Сжимая пальцы, глажу обручалкой ее по лицу.

В ответ она ведет пальцем по моей щеке, отводя ямочку.

— Ну, давай, скажи то, о чем думаешь!

— О чем?

— Что я хорошенький, например, — тихо смеюсь я.

— Ты и так в курсе! — закатывает, улыбаясь, глаза. — Думаю, женщины и так тебя избаловали комплиментами.

— Ты балуй… разве чужие комплименты чего-то стоят?

— Хорошенький… был когда-то… — закусывает губу. — Сейчас — возмужал. Красавец!..

Целую ее пальчик, смещающийся ко мне на губы.

— А еще ты мне ни разу не призналась в любви, Кошкина. И я начинаю нервничать. Не то, чтобы ты частила и раньше, но всё же…

— Не хочу говорить этих слов, — закрывая глаза, падает на спину.

— Почему? — сжимая ее кисть, прижимаю к губам. — Хотя я знаю почему, не отвечай. Я тоже говорю тебе это, ломая себя. Не потому что не чувствую. Еще как чувствую. А потому что больно говорить. Не хочу, что бы тебе было больно. Поэтому больше не попрошу.

— Ты стал другим.

— Я долго болел по тебе… Болезнь меняет…

Тоже ложусь на спину, кладу ее ладонь себе на глаза.

— Прикасайся ко мне. Хочу ощущать, что ты рядом.

— Мы были такими идиотами… как мы терпели друг друга?

Тихо смеюсь.

— Любили… но ты была хуже, чем я.

— Айдаров, я тебе глаза выцарапаю, — шутливо ведет коготками по моему лицу.

— Ну это же правда! Ты куражилась, а я все тебе прощал. Только измену не смог.

— Не было измены, Лев. Но мне жаль, что я дала повод тебе подумать так. Самоуверенная, наивная…

— Ооо… извинения от Кошки! Можешь выцарапать мне глаза по такому эксклюзивному случаю.

— Всё, перестань… думаешь, я не болела? Я до сих пор болею…

— Этого не может быть. Ты вся такая роскошная… востребованная, уверенная в себе! Мне казалось, ты в тот же миг забыла о моём существовании, как вышла за дверь.

— Пф… Как же забыть, когда ты был внутри меня! А потом… существование в режиме черновика. В ожидании, когда можно начать жить набело. То момент не подходящий, то мужчина не подходящий, то сил нет писать начисто, то Алёнка заболела…. И ты решаешь, что может быть, в следующем году… А потом опять в следующем…

— Вот сейчас точно пора. Мы перепишем все на чистовик. Иди ко мне.

Сдергиваю с себя футболку. Хочу чувствовать ее ближе. Усаживаю на себя верхом.

И… она делает то, от чего всегда ехала моя крыша. Коготки равномерно и ритмично скользят по моей груди. Как кошка…

Мы долго целуемся. Медленно, уплывая в прошлое, наслаждаясь моментом. А потом она ложится ухом мне на сердце. И сердце стучит для нее, признаваясь во всем, что я чувствую.

Мне хочется утащить ее в другую комнату и заниматься там любовью до утра. Но я не решаюсь оторвать ее от своего сердца. И мы засыпаем так…

На диване тесно втроём. Аленка как обычно разложилась звездой, забив нас к самой стенке. Но я не жалуюсь, я сжимаю крепче любимую женщину и кайфую.

С утра варю на кухне кофе.

— Алёнку увезешь в сад? — заглядывает Марьяна.

— Мм… кстати об этом. Пусть побудет с тобой еще пару дней, ладно?

— Почему? — настороженно.

— Женька через часок подъедет… Будет ее развлекать.

Смотрю в окно. Там Медведев открывает ворота, чтобы выгнать тачку.

— Что ты его гоняешь? У него учёба.