Вчера вечером после того, как я пришёл в себя и ответил на несколько странных вопросов врачей, только и думал о том, с какими последствиями ДТП мне придётся столкнуться. Мозг соображал вяло, а мысли ускользали словно дым. Сейчас страх того, что меня парализовало, отступил и убрал от моего горла свои мерзкие щупальца. Ведь сегодня, по крайней мере, я хоть как-то чувствую свои руки и ноги. Боль в моём случае меня даже радует.
– Насколько… всё плохо… в целом?
Каждое слово даётся с трудом. Наверное, ещё и потому, что я боюсь услышать то, что подтвердит мои опасения и размажет окончательно.
– Ну… так что? – выжидающе смотрю на врача, несмотря на то, что веки опять слипаются.
Подозреваю, что дело в тех уколах, которые поставила медсестра.
– Что ж, молодой человек, – врач производит очередной осмотр и что-то калякает в своём журнале, – как вы помните, вас сбил автомобиль. Итог таков: мы имеем дело с повреждениями нижних конечностей. Особенно пострадала левая нога.
– Ясно…
– Вследствие отклонения транспортного средства в сторону, имеющийся крутящий момент привёл к тому, что вас подбросило на значительное расстояние. В результате удара о дорожное покрытие вы получили политравмы: черепно-мозговую, перелом левой кисти и нескольких рёбер, ушибы внутренних органов, в том числе лёгкого, пострадавшего от одного из деформированных рёбер. Как-то так, если в общих чертах. Про гематомы и ссадины молчу.
Чувствую себя эдаким франкенштейном, не меньше.
– Что с ногой? – обеспокоено смотрю вниз.
– Диафизарный осколочный перелом обеих костей левой голени.
Снова откидываюсь на подушку и гипнотизирую взглядом белый потолок. Тут и врачом быть не надо, чтобы понять: полный фарш.
– Общее состояние до сих пор вызывает у меня опасения, вы потеряли много крови.
Смещаю голову вправо и молча повторно рассматриваю своё тело. Переломанное, искалеченное, слабое. Будто и не моё вовсе.
Именно в эту секунду в голове вспыхивает неутешительная мысль.
– Об олимпиаде можно забыть.
Кажется, я произношу это вслух…
– Ну что вы, речь шла о том, чтобы мы вас не потеряли, а вы про олимпиаду… – качает головой доктор.
Злость и досада обрушиваются на меня внезапно. Бубнёж врача слушаю в пол уха. Крах моей спортивной карьеры – единственное, о чём я думаю. Осознавать тот факт, что на данный момент ты, один из сильнейших пловцов страны, превратился в аморфного инвалида – невероятно тяжело.
– Организм молодой, сильный и выносливый. Рассчитываю на то, что ваше состояние в ближайшее время стабилизируется и мы сможем провести операцию.
– Операцию? – неосознанно повторяю вслед за ним, выныривая из пучины мрачных дум.
– Остеосинтез.
Видит немой вопрос в моих глазах. Знакомый термин, но что означает – не помню.
– Метод сращивания кости при тяжелых оскольчатых переломах, – поясняет Иван Петрович.
– Ясно, – отзываюсь апатично.
– Это хирургическая репозиция, осуществляемая при помощи различных фиксирующих конструкций.
– Штифты-винты-пластины? – озвучиваю свою догадку.
– Совершенно верно. Цель остеосинтеза — обеспечение стабильной фиксации отломков в правильном положении с сохранением функциональной оси сегмента и стабилизация зоны перелома до полного сращения.
Киваю. Всё это понятно конечно, но стоит только представить длительность периода восстановления и в прямом смысле слова становится дурно…
Мать тяжело вздыхает и достаёт платок. Её и правда пора отправить домой. Итак тошно, а от этих жалостливых взглядов хреново вдвойне.
– Существует два вида остеосинтеза — погружной (внутрикостный, накостный) и наружный чрескостный. В вашем случае рекомендован погружной. Но лишь тогда, когда состояние стабилизируется, – травматолог снимает очки с толстенными стёклами и протирает их тканевой салфеткой. – Наиболее перспективным для лечения большинства диафизарных переломов костей голени является закрытый интрамедуллярный остеосинтез с блокированием. К его основным достоинствам относится значительная прочность, малая инвазивность, быстрое восстановление функции опоры и движения конечности.
– Виктор Сергеевич готов всё оплатить, – слышу я сквозь поток беспокойных мыслей, нещадно атакующих ушибленную голову.
– Кто? – переспрашиваю озадаченно.
– Отец той девушки, – переглядываясь с травматологом, поясняет мать.
– Какой девушки? – нетерпеливо уточняю я, не обращая внимания на действия медсестры, вновь колдующей над капельницей.
Видимо, до сих пор туго соображаю. Прямо как последний тормоз.
– Полагаю, той, что была за рулём, – отвечает мне врач и поднимается со стула.
До настоящего момента я не знал о виновнике ДТП ровным счётом ничего. В моих воспоминаниях есть только ночь, свет уличных фонарей, зебра и чёрная тонированная машина (мерседес вроде). Удар – это последнее, что я помню.