– Тише, – осаживал его ярость старик. – Беду притащишь нам за хвост. Пусть ходит. Мы его не видим, он нас не видит. Пусть так и будет.
Но пёс не понимал мудрёных слов старика, но он запомнил этот запах и возненавидел его всем своим пёсьим нутром.
Солнечные дни месяцев рыбохода и заторов сменились затяжными дождями. Весь месяц гниения листвы вода лилась из серого брюха большой мохнатой тучи. Она улеглась на подошву изрезанных ветром западных гор и щедро одаривала жителей низины. Даже воздух сочился влагой. В редкие передышки, когда солнце отодвигало ленивую тучу и гладило промокшую землю тёплыми лучами, лес наполнялся вибрирующим звоном комариного писка и гудения мошкары.
В один из таких хмурых и пасмурных дней огонь в очаге мигнул и погас, расстилая паутину едкого дыма по чуму. Вода струилась по земле, превращаясь в потоки грязи, чавкала под ногами и никак не хотела уходить. Да и некуда ей было уходить, она была повсюду. Вверху, внизу, вокруг. Старик вздохнул и застучал огнивом. Искры сыпались на подготовленный сухой трут. Тот дымил, но никак не хотел разгораться. Старик в полголоса помянул духа огня.
Эйви, перепачканная сажей, стояла на четвереньках с другой стороны очага и с интересом смотрела за тщетными попытками деда. А он, не замечая её, ворчал себе под нос, остервенело чиркая кресалом по кремню. Пёс лежал на деревянном настиле пола, высунув нос за порог. Эйви чихнула, и трут, вспыхнув, опалил старику брови. Тот удивлено крякнул, похлопал себя ладонями по лицу и задул тлеющую косичку. Эйви рассмеялась весёлой игре и тоже хлопала ладошками себя по лицу. Но старик испугано вскочил и тревожно выглянул наружу. Он подозрительно оглядел притихший намокший лес. Вернувшись, он достал из напоясного кошеля горсть сухих трав и бросил в разгорающийся огонь. Едкий сизый чад заполонил чум. Незаметный сгусток тьмы выпорхнул из под настила и заметался, спасаясь от вездесущего дыма. Эйви закашлялась, а старик резко метнул тяжёлый нож в стремительную невесомую тень. Лезвие, разрубив клочок угольной тьмы, глубоко вошло в стойку чума и яростно дрожало. Старик вынул нож, вытер о сапог и хмуро вложил в ножны.
После того случая старик и начал подмечать, что девочка несёт в себе тепло. То ей на руку сядет лесная птица, то осторожный горностай спустится с дерева. А бывало, что идёт она по лесу, а деревья сами ветви отодвигают, чтобы не задеть малышку.
Раз она шла, поскользнулась на припорошённом снегом льду. Больно ударилась, упала, заревела. Старик поднял её и прижал к себе.
– Не плачь, моя маленькая Эйви.
Она обняла его руками за шею и прижалась к щеке:
– Икки, – всхлипнула она, назвав его по имени, и это было её первое слово. Улыбка не сходила с лица старика, пока он нёс её.
Шерстистый зверь перекатывался с боку на бок, поочерёдно подставляя их солнцу, а мир старика наполнился нескончаемым звоном вопроса «почему»:
– Деда, а почему Пёс не разговаривает? – девочка старалась оседлать сидящую собаку, а та крутилась и облизывала шершавым языком её лицо.
Старик, сидя на бревне, чинил рыбацкую сеть, вплетая новые нити из сухожилий животных, он с удивлённым прищуром посмотрел на играющую рядом Эйви.
– Не говорит? Он же пёс…
– Но птицы в лесу говорят, звери. Все говорят, а пёс нет. И олени нет. И комары.
Старик почесал подбородок и похлопал по чурбаку рядом с собой, девочка уселась рядом и внимательно следила за работой старика, как его руки сплетали многочисленные узлы.
–Не знаю, правду говорят или нет, но песни поются у зимних очагов. Пока жили долгий век или жили короткий век люди и звери как один народ. С дальней земли, широкой реки, жили как братья и во всем помогали друг другу. И пели на одном языке. Куль-Отыр, ведомый тенью внутри него, посеял вражду и сомнения среди них и каждый запел на своём языке. А те, кто ушёл с человеком, свой язык забыли, а людской не выучили. Так и ходят безмолвные. Вут-Ими спустившись с небес, стала говорить и за людей и за зверей. А как она пропала…
– А куда пропала?
Он закончил работу и встряхнул сеть, посмотрел на хмурое небо и промолчал. Эйви нетерпеливо покрутилась на колоде, но не дождалась ответа и вернулась к своим играм.
***
– Деда, а почему? Деда, а как? Деда, а зачем?
Вопросы так и сыпались на него со всех сторон, он то хмурился, то улыбался, и на каждый вопрос отвечал сказкой или увлекательной историей. Старик, хоть и ворчал, но в душе расцвёл, и зияющая внутри пустота наполнялась новым смыслом.
Вопросы рождались неожиданно и, порой, сбивали старика с толку. Иногда взрослым трудно отвечать на детские вопросы, не потому, что они не знают ответ, а потому что не знают, что ответить. И самый неожиданный вопрос, который может выпалить неугомонный ребёнок, это:
– Деда, а откуда я взялась?
Старик в это время пробовал горячую рыбную похлёбку, он поперхнулся и почесал голову деревянной ложкой:
– День ли, ночь была, не помню, а сидел я однажды, думал. Три бы котла с рыбой вскипело, так долго или недолго думал, а тут с крыши капелька стекла, мне на ладонь упала и тобой обернулась. Видно, небо мне тебя подарило.