Эйзенхауэр

Первое заседание командования завершилось скандалом. Командующий американскими военно-воздушными силами в Европе генерал Лорис Норстед (в 1956 году стал главнокомандующим силами НАТО) вспоминал, что, слушая жалобы представителей европейских стран, «генерал Эйзенхауэр становился всё более недоволен таким крайне отрицательным подходом и в конце концов просто грохнул кулаком по столу, его лицо покраснело, и он воскликнул голосом, который, наверное, был слышен двумя или тремя этажами ниже: “Я знаю об этих недостатках, но я сам занимаюсь ими, и вы также должны этим заниматься. Давайте теперь действовать!”». «Вслед за этими словами, — свидетельствует Норстед, — он еще раз стукнул по столу и вышел. Просто повернулся, не сказав более ни слова, и вышел. И, поверьте мне, настроение изменилось. Сразу возникла атмосфера решимости — мы это сделаем»^{493}. Можно усомниться в том, что настроение изменилось немедленно, но, безусловно, Эйзенхауэр своим авторитетом оказал влияние на чувства и намерения подчиненных и коллег.

Менее чем через месяц после назначения Эйзенхауэра вызвали на родину для отчета перед Конгрессом. Конечно, такой отчет был слишком поспешным, но возражать законодательному органу не принято. Несколько дней Дуайт работал над текстом речи, с которой выступил на объединенном заседании палаты представителей и сената 1 февраля. Основной смысл выступления состоял в том, что западноевропейские государства слишком слабы, чтобы защищать себя самостоятельно, но готовы внести посильный вклад при условии надежной американской помощи. Когда войска НАТО будут укомплектованы, они составят 40 дивизий, из которых только шесть будут направлены в Европу из США.

В завершение доклада Эйзенхауэр остановился на самом больном вопросе — о возрождении западногерманских вооруженных сил. Он весьма ловко повернул проблему в наиболее безопасную сторону, заявив: «Западноевропейская ситуация не будет стабильной до тех пор, пока Германия не станет достойным, уважаемым членом [союза], вносящим в него свой определенный вклад»^{494}.

Выступление получило положительные отклики в прессе. Аналогичной была и реакция Конгресса — через два месяца он одобрил дополнительную отправку в Европу четырех американских дивизий.

Возвратившись в Европу, Дуайт приложил максимум усилий, чтобы обеспечить необходимый вклад европейских стран в военные структуры НАТО. Он вновь и вновь убеждал высших государственных деятелей и военных, что «мы (США. — Г. Ч., Л. Д.) не можем быть современным Римом, гарантирующим незыблемость дальних рубежей нашими легионами» и в перспективе американские войска должны будут возвратиться на родину, а европейским государствам предстоит самостоятельно оберегать свои границы^{495}

.

Эйзенхауэр вновь и вновь настаивал, что Соединенные Штаты должны будут постепенно сокращать свое военное присутствие в европейских и других странах в связи с увеличением ответственности этих стран за собственную безопасность и с необходимостью сокращения военных расходов, сохранения сбалансированного национального бюджета США. Он сравнивал бюджетный дефицит с наркоманией: каждая доза наркотика усиливает зависимость от следующей дозы^{496}.

Именно в таком духе была выдержана первая речь Эйзенхауэра, произнесенная в Нормандии 6 июня 1951 года, в седьмую годовщину высадки союзных войск, транслировавшаяся на всю Западную Европу. Дуайт завершил ее словами: «Никогда вновь на этих берегах не должна вестись кампания по освобождению»^{497}

.

Хотя эти слова показались большинству слушателей намеком на необходимость предотвращения захвата Западной Европы Советским Союзом, Эйзенхауэр, став однозначным сторонником холодной войны, занимал в ней относительно умеренные позиции. В частности, в дискуссиях по поводу возможности нанесения упреждающего атомного удара по СССР он твердо занимал отрицательную позицию, объясняя ее не только политическими и моральными, но также чисто практическими соображениями. Он подчеркивал, что в современных условиях нанести внезапный удар невозможно, что СССР в состоянии ответить ударом по основным центрам Западной Европы и, возможно, США. Даже если американские бомбы были бы сброшены на Москву, как-то написал Эйзенхауэр, Советская армия будет в состоянии овладеть всей Европой^{498}.

Более того, он высказывал мысль о социально-политической опасности монопольного владения оружием массового уничтожения. Он писал президенту компании «Дженерал моторе» Чарлзу Уилсону: «Ни одному человеку, который ясно не понимает, что между национальной безопасностью и национальной ответственностью существует взаимозависимость и что постоянное сохранение сокрушающего преимущества военной силы в конце концов приведет к диктатуре, не может быть доверен никакой ответственный пост в нашей стране»^{499}.