Эйзенхауэр. Солдат и Президент

Сначала он протестовал против посылки американских войск в Северную Ирландию и, следовательно, против концентрации ресурсов на европейском театре военных действий. Ему удалось остановить часть конвоя, направлявшегося в Ирландию, и послать транспорты в Австралию, но это ему показалось недостаточным. "Черт возьми, — писал он в дневнике, — я не все сумел остановить. Мы будем жалеть о каждом судне, которое послали в Ирландию" *13. 17 января он хотел "отказаться от всего остального" и направить все ресурсы на Дальний Восток *14.

Однако 22 января произошло решительное изменение. "Нам надо отправляться в Европу и воевать там, — писал он, — и хватит распылять ресурсы по миру и, что еще хуже, терять время". Переговоры в "Аркадии", Маршаллова способность убеждения, суровые военные факты и новая ответственность изменили его позицию. Он критиковал британский и американский генеральные штабы (а следовательно, и себя), когда писал: "Мы не можем одержать победу, разбросав своих людей по всему миру". Постепенное усиление должно уступить место концентрированным контратакам. Теперь Эйзенхауэр выстутал за сохранение России в войне, консервацию линии обороны на Дальнем Востоке и "воздушный удар в Западной Европе, а затем и скорейшее сухопутное наступление" *15.

К концу марта у Эйзенхауэра и его сотрудников был готов специфический план. Плану было присвоено кодовое название "Раундап" ("Облава"). План требовал пяти тысяч восьмиста боевых самолетов и сорока восьми пехотных и бронетанковых дивизий, половина из которых британские, для высадки на французское побережье между Гавром и Булонью, на северо-востоке от устья Сены; дата начала операции — 1 апреля 1943 года. А пока необходимо было совершать набеги и налеты на побережье, которые не давали бы покоя немцам. В случае необходимости для снятия давления с русских при угрозе их капитуляции предусматривалась реализация в сентябре 1942 года самоубийственного плана "Следжхаммер" ("Кувалда"). Но основная ставка делалась на "Раундап", форсирование Ла-Манша и высадку на французском побережье.

Маршалл показал план Эйзенхауэра Рузвельту, который одобрил его и поручил Маршаллу лететь в Лондон и добиться согласия англичан. 7 апреля Маршалл отправился в Лондон на шестидневные переговоры. Англичане в конце концов согласились на "Раундап", хотя, как по возвращении сказал Маршалл Эйзенхауэру, многие британские офицеры "сомневаются". Эйзенхауэр отметил в своем дневнике: "Надеюсь, что после многих месяцев отчуждения мы все искренне привержены общему представлению о ведении войны. Если мы сможем найти согласие в основных целях и принципах, мы выработаем тогда единую линию и перестанем блуждать в потемках" *16.

Маршалл вернулся в Вашингтон обеспокоенным — его тревожили и отношение англичан к операции "Раундап", и американский командующий в Лондоне, генерал Джеймс Чейни, который, судя по всему, не понимал серьезности положения. Маршалл решил послать в Англию Эйзенхауэра, чтобы тот на месте разобрался в ситуации.

23 мая Эйзенхауэр вылетел в Монреаль, а оттуда — в Гус-Бей на острове Лабрадор. Нелетная погода заставила его провести сутки в Гандере, Ньюфаундленд, где он застрелил гуся, проводя первый за полгода неожиданный выходной.

25 мая он прилетел в Престуик, Шотландия, где его встретила водитель миссис Кей Саммерсби (разведенная), молодая привлекательная ирландка с искрящимися глазами и смелой улыбкой, очень болтливая, но смущенная присутствием генерала. Она повозила его по Шотландии, они посетили родину Роберта Бернса и места, связанные с Робертом Брюсом.

Вечером Эйзенхауэр сел на лондонский поезд и утром прибыл на место, день он провел в беседах с Чейни и его сотрудниками. Эйзенхауэра напугало увиденное. Чейни и его помощники "были совершенно деморализованы", они продолжали носить цивильную одежду, работали не более восьми часов в сутки, в конце недели отдыхали. Они не знали никого из британского верховного командования, контактов с британским парламентом не имели *17

27 мая Эйзенхауэр наблюдал за полевыми учениями в Кенте, которыми руководил генерал-лейтенант Бернард Лоу Монтгомери. Позднее Эйзенхауэр посетил разбор учений, который проводил все тот же Монтгомери. На Монтгомери был полевой плащ, который лишь подчеркивал миниатюрное сложение генерала. Он постоянно хмурился и очень зло смотрел на Эйзенхауэра. По природе своей он был человеком высокомерным, особенно по отношению к американцам, большинство из которых он просто презирал. Пока Монтгомери говорил, Эйзенхауэр прикурил сигарету, не успел он сделать и пары затяжек, как Монтгомери замолчал на полуслове, понюхал воздух, высоко задрав голову, и спросил:

— Кто здесь курит?

— Я, — ответил Эйзенхауэр.

— Я не позволяю курить в кабинете, — сказал Монтгомери твердо.

Эти мелочи не повлияли на оценку Эйзенхауэром Монтгомери. Возвратившись в Штаты, он охарактеризовал его как "решительного, очень энергичного, способного и знающего человека" *18.