Эйзенхауэр. Солдат и Президент

Той зимой по пути в Палм-Дезерт Эйзенхауэр сделал остановку в Абилине, чтобы посетить часовню. Уже в Калифорнии он выглядел расстроенным и подавленным, и не мыслью о своей собственной смерти, а маленькой пластинкой с надписью в полу часовни над гробом Айки — вещественным напоминанием их с Мейми потери в 1921 году, когда умер их трехлетний сын. Вскоре к нему вернулось, не без помощи друзей, его естественное хорошее настроение. Этому также помогли и выигрыши в бридже, и возможность играть в гольф в великолепном климате пустыни. Эйзенхауэр вместо ворчания по поводу дозволенного ограниченного пространства на поле для гольфа предпочитал шутить на эту тему, сказав как-то своему старому другу из Абилина: "Я думаю, что на следующий год мне придется играть по женской программе даже и на этом поле"*35. В ту зиму ему удалось попасть мячом в лунку с первого удара, о чем он не переставал хвастать.

Мыслями он все чаще обращался к годам своей юности. Посетители отмечали, что он чаще вспоминал то время, когда был кадетом, или свои детские годы в Абилине, или когда был младшим офицером, чем период пребывания в штабе верховного командования союзными экспедиционными силами или в Белом доме. В апреле 1968 года он узнал, что подготовленным планом реорганизации правительственных структур предусматривается передача всех дел Комиссии по американским военным памятникам Управлению по делам ветеранов. Он немедленно написал Президенту Джонсону: "С моей точки зрения, и как младшего офицера, служившего когда-то в Комиссии по американским военным памятникам, и как должностного лица, следившего в течение многих лет за деятельностью комиссии в этой области, я надеюсь, что Вы не одобрите это предложение и отклоните его".

Его мотивы объяснялись не только ностальгией. Комиссия отвечала за состояние кладбищ, некоторые из них были особенно красивы. Ни один гражданин Америки не может посетить их, — например, кладбище в Омаха-Бич, — не испытав при этом прилива гордости, — настолько хорошо они содержатся. Эйзенхауэр объяснил Джонсону, что эти кладбища, закрытые для будущих захоронений, скорее являются памятниками. "Почти все они находятся в других странах, и каждое дорого родным и близким тех, кто погиб во время двух мировых конфликтов. Комиссия по американским военным памятникам всегда поддерживала состояние этих кладбищ на самом высоком уровне". Джонсон удовлетворил просьбу Эйзенхауэра*36.

Эйзенхауэр написал это письмо из госпиталя на базе ВВС, так как в апреле 1968 года у него случился третий инфаркт. Через месяц он уже оправился настолько, что его можно было поместить в восьмую палату госпиталя им. Уолтера Рида. Несмотря на отсутствие дееспособного статуса, он не потерял вкус к командованию. Главному военному врачу госпиталя он приказал предоставить трем медицинским сестрам, сопровождавшим его в самолете во время перелета в Вашингтон, несколько дней отпуска в Вашингтоне, прежде чем они возвратятся к своим служебным обязанностям.

В госпитале им. Уолтера Рида Эйзенхауэру создали такие условия и предоставили такое лечение, на которые только были способны армия и современная медицина. Мейми поселилась рядом с ним в небольшой комнате, примыкавшей к палате. Большую часть комнаты занимала высокая больничная кровать, было очень тесно, но Мейми хотела здесь находиться. (Она не мыслила жить в Геттисберге одна. Однажды она заметила: "Каждый раз, когда Айк уезжал, дом становился пустым. Когда он возвращался, дом опять оживал".) Для женщины, которая любила окружать себя безделушками и фотографиями, комната была удивительно пустой. И Мейми посвящала немало времени изготовлению диванных подушек. Она сшивала вышитые крестом две половинки, затем набивала их и готовые подушки дарила друзьям.

К июлю Эйзенхауэр поправился настолько, что стал проявлять интерес к кампании по выборам президента. Он оставался приверженцем Никсона отчасти еще и потому, что его внук Дэвид ухаживал за дочерью Никсона Джулией. Он решил объявить о своей поддержке Никсона до начала конференции, на которой официально называются фамилии кандидатов в президенты. 15 июля, когда Никсон нанес ему короткий визит, Эйзенхауэр сообщил о своем решении.

Два дня спустя появилось заявление Эйзенхауэра. Он утверждал, что поддерживает кандидатуру Никсона, так как восхищается "его личными качествами: интеллектом, проницательностью, решительностью, теплотой и, особенно, честностью". Он направил Никсону копию пресс-релиза, на котором сверху его рукой было написано: "Дорогой Дик, это то, что я делал с истинным удовольствием, Д. Э."*37

Конференция открылась в Майами 5 августа. В тот вечер Эйзенхауэр надел костюм, телевизионные камеры были установлены в госпитале им. Уолтера Рида. Он обратился с речью к делегатам, которые на несколько минут прекратили лихорадочную активность и слушали в почтительном молчании обращенные к ним ободряющие слова. На следующее утро у Эйзенхауэра снова был сердечный приступ.