Эйзенхауэр. Солдат и Президент

Тем не менее назначение Эйзенхауэра диктовалось и многими позитивными соображениями. "Оверлорд", как и "Торч", должна была быть совместной операцией, а Эйзенхауэр доказал, что он способен руководить объединенным штабом и командовать совместными британо-американскими операциями. Ни один другой генерал не мог похвастаться такими достижениями. Адмирал Каннингхэм, к тому времени член ОКНШ (он стал исполнять обязанности Первого Морского Лорда в середине октября), хорошо сказал об этом, покидая Средиземноморье. Он сказал Эйзенхауэру, что приобрел неоценимый опыт, видя, как силы двух наций, состоящие из людей разного воспитания, противоположных воззрений на штабную работу и "несовместимых общих принципов", собрались вместе и образовали команду. "Я не верю, — говорил Каннингхэм, — что кто-либо, кроме вас, смог бы достичь этого" *80.

Ключевым словом явилась "команда". Приверженность Эйзенхауэра командному духу, его умение настоять на совместной работе были основной причиной выбора, более важной, чем его руководство войсками, которое, по правде говоря, можно было оценить как осторожное и неуверенное. Командному духу Эйзенхауэр был привержен, пожалуй, всю свою жизнь, начиная с абилинской школы и ее бейсбольной и футбольной команд.

Задачи сбора разрозненных сил для операции "Оверлорд", образования из них настоящей команды, планирования боевых действий и управления этими действиями после начала операции были во многом похожи на работу тренера футбольной команды, если, конечно, отвлечься от масштаба деятельности. "Оверлорд" требовал способности обнаружить и использовать талант каждого игрока — среди них было много "звезд", эгоистичных и самовлюбленных, — сплавить эти таланты с другими и бороться вместе ради общей цели. Маршалл, несмотря на все его исключительные способности, не обладал терпением, которое требуется, чтобы работать спокойно и эффективно с примадоннами, тем более с британскими примадоннами. Не было у Маршалла и опыта Эйзенхауэра в руководстве десантными операциями. Брук, который постоянно и язвительно подвергал сомнению профессиональную компетентность Эйзенхауэра, и тот признавал этот факт. "Выбор Эйзенхауэра вместо Маршалла, — писал он, — правилен" *81.

Еще один фактор, определивший выбор Рузвельта, заключался в популярности Эйзенхауэра. Его любили все, и он не вызывал неприязни, даже когда с ним не были согласны. Его добродушный смех, заразительная ухмылка, свободные манеры и постоянный оптимизм имели неизменный успех.

Не менее важно было то, что его здоровье позволяло выдержать трудности и превратности долгой и тяжелой кампании. В свои пятьдесят три года он мог спать по четыре-пять часов в сутки, переносить на ногах простуду или грипп, стряхнуть с себя нечеловеческую усталость и явиться перед подчиненными с веселым лицом. Это не значит, что он не платил за свои перегрузки, он просто умел скрывать это. В сентябре 1943 года один из его друзей сказал ему, что по газетным фотографиям из Сицилии он убедился в прекрасной форме Эйзенхауэра. В ответ Эйзенхауэр признался: "Иногда, с трудом добираясь ночью до постели, я чувствую себя тысячелетним стариком" *82. Тем не менее он оставлял впечатление очень витального человека. Дуайт Эйзенхауэр был очень жизнелюбив и преданно любил свою работу.

Это качество отражалось в его речи, манерах, движениях, а более всего в глазах. Они были на редкость выразительными. Когда он слушал своих заместителей, обсуждающих будущие операции, глаза его быстро и вопрошающе перебегали с одного лица на другое. Концентрация его внимания была почти физически ощутимой. Его глаза всегда отражали его настроение: когда он бывал рассержен, они становились холодно-голубыми, доволен — теплыми, когда был озабочен, приобретали остроту и требовательность, а скука их затуманивала.

Но больше всего они говорили о его исключительной самоуверенности, вере в себя и свои способности. Его самоуверенность не была слепой или эгоистичной. Как уже убедился читатель, он остро и весьма проницательно анализировал свои собственные решения. Как и у футбольного тренера, изучающего видеозаписи предыдущих игр, его самокритичность была ищущей и позитивной, направленной на устранение ошибок и улучшение положения.

Он принял и еще примет бессчетное множество решений, от которых зависит жизнь тысяч людей, не говоря уже о судьбе великих наций. Он делал это с уверенностью человека, который собрал всю необходимую информацию и предусмотрел все возможные последствия. А затем он действовал. В этом смысл командования.