Эйзенхауэр. Солдат и Президент

Маршалл поддерживал Эйзенхауэра в этом споре; Черчилль — Харриса и Шпаатца. Эйзенхауэр сказал Черчиллю, что, если боссы откажутся полностью подчинить все усилия операции "Оверлорд", в частности, отказав ему в бомбардировщиках, он просто "будет вынужден отправиться домой" *15.

Крайняя угроза (какой контраст с американскими военными лидерами во Вьетнаме!) изменила позицию Черчилля. В результате Теддер приготовил список более чем семидесяти железнодорожных целей во Франции и Бельгии. Бомбардировщики принялись за французскую железнодорожную систему. Ко дню "Д" союзники сбросили на железнодорожные центры, мосты и линии семьдесят шесть тысяч тонн бомб. Мосты через Сену к западу от Парижа были разрушены полностью. Если перевозки января и февраля 1944 года принять за 100%, то железнодорожное движение уменьшилось к середине мая до 69%, ко дню "Д" - до 38%.

За время войны у Эйзенхауэра возникали десятки больших и сотни малых разногласий с Черчиллем и ОКНШ, но единственный случай, когда он пригрозил отставкой, касался командования стратегической авиацией. Он тогда был абсолютно уверен в своей правоте и никогда не имел оснований изменить свое мнение. В 1968 году в одном из своих последних интервью с автором этой книги он сказал, что самым большим своим личным вкладом в успех "Оверлорда" считает то, что настоял на Транспортном плане.

Эйзенхауэр играл определенную роль и в решении таких проблем, как искусственные гавани, специально сконструированные танки, штурмовая техника, план дезинформации, доставка людей и оборудования в южные английские порты, перевозка их через Ла-Манш и снабжение их в Нормандии.

"Оверлорд" была самой большой десантной операцией в истории, в которой участвовали самые большие воздушная и морская армады. Она требовала и имела в высшей степени исчерпывающее планирование, в которое были вовлечены тысячи людей. Один только ВШСЭС насчитывал 16 312 сотрудников, из них 2829 офицеров (1600 американцев, 1229 британцев). Кроме того, существовали штабы американских и британских армий, корпусов и дивизий, и все они работали на "Оверлорд".

Эти громадные бюрократии хорошо справлялись с тем, ради чего они создавались, но их ограничения были очевидными. Они могли предложить, спланировать, посоветовать, исследовать, но они не могли действовать. И ни один член этих бюрократических организмов не видел проблему в целом. Каждый индивидуум играл свою специфическую роль и мог сосредоточиться только на одном блоке проблем; каждый штабной офицер был экспертом, который бился над решением своей собственной задачи. Офицеры могли изучить, проанализировать проблему и высказать рекомендации, но они не (могли решать и приказывать.

Кто-то должен был давать бюрократам направление; кто-то должен был взять всю собранную ими информацию, осмыслить и упорядочить ее; кто-то должен был соединить все части в целое; кто-то должен был взять на себя ответственность и действовать.

Все это стекалось к Эйзенхауэру. Он служил воронкой, через которую проходило все. Только его беспокойство было безмерным, только он нес на себе чудовищное бремя командования. Такая позиция ставила его под невероятное давление, которое росло в геометрической прогрессии с приближением дня "Д".

"Он выглядит измотанным и усталым, — отмечал Батчер 12 мая.— Напряжение сказывается на нем. Он выглядит старше, чем когда-либо". С приближением дня "Д" проблемы возрастут, многие из них трудноразрешимы, а некоторые неразрешимы вообще. И все же Батчер чувствовал, что все закончится благополучно, что Эйзенхауэр выдюжит. "К счастью, он обладает свойством приходить в себя после одной ночи хорошего сна" *16.

К сожалению, такие ночи были редки. Напряжение и усталость все чаще появлялись на лице Эйзенхауэра, особенно после инспекционных поездок в тренировочные лагеря, где он наблюдал за парнями, которых вскоре пошлет штурмовать Атлантический вал Гитлера. Озабоченность сквозила и в его письмах Мейми. Почти каждое письмо, написанное в тот период, содержало фантазию на тему выхода на пенсию после войны. Упор делался на праздном времяпровождении в теплых краях.