Читаем Эйзенхауэр. Солдат и Президент полностью

Положение со снабжением, которое вскоре стало критическим, поставило вопрос о приоритетах наступления на Германию. Существуют два естественных пути вторжения — к северу от Арденн, через Бельгию и Голландию в северную Германию, и к югу от Арденн, прямо на восток, от Парижа мимо Вердена и Меца, чтобы форсировать Рейн в районе Майнца.

19 августа Эйзенхауэр сообщил Монтгомери и Брэдли, что, как только ВШСЭС оборудует во Франции передовой командный пункт с надлежащими линиями связи, он лично возглавит наземные операции. Он также набросал план кампании, в которой 21-я группа армий будет наступать в северо-восточном направлении, к Антверпену и Руру, а 12-я группа армий — от Парижа на восток, к Мецу.

Теперь настала очередь Монтгомери гневаться. 22 августа он послал своего начальника штаба Фредди де Гиньяда к Эйзенхауэру, чтобы выразить протест против обоих решений. Монтгомери считал, что самый быстрый способ закончить войну — это оставить Пэттона в Париже, отдать контроль над 1-й американской армией и все снабжение 21-й группе армий, которую направить на Антверпен и далее к Руру.

Эти войска должны действовать как единая сила под общим руководством, "эта работа для одного человека". Монтгомери предупредил, что "изменение системы командования сейчас, когда мы одержали великую победу, лишь затянет войну". Де Гиньяд обосновывал этот тезис в двухчасовой беседе с Эйзенхауэром, но мнения Эйзенхауэра не изменил. Тогда Монтгомери, чтобы обсудить предстоящие операции, пригласил Эйзенхауэра 23 августа в Конде, одну из своих штаб-квартир*73.

Эйзенхауэр выехал в Конде. С ним был Смит, но, когда они прибыли, Монтгомери грубо объявил, что хотел видеть одного только Эйзенхауэра и что Смиту придется подождать снаружи. Эйзенхауэр покорно принял по существу оскорбительное требование Монтгомери и оставил Смита за бортом, хотя де Гиньяд во встрече участвовал.

Внутри своего вагончика Монтгомери постарался вести себя тактично, но его представления о тактичности сводились к высокомерному чтению лекции по элементарной стратегии, которую даже слушатель Сэндхерста или Уэст-Пойнта счел бы оскорбительной. Стоя у карты, с широко расставленными ногами и сложенными за спиной руками, задрав голову и сверкая глазами, Монтгомери обрисовал положение, сказал, что необходимо разработать твердый план, очертил проблемы снабжения, объяснил Эйзенхауэру, каковы должны быть планы (бросок к Руру силами 21-й группы армий с 1-й армией в качестве поддержки), заявил, что если следовать плану Эйзенхауэра, то результат будет плачевный, что ему (Эйзенхауэру) "не следует опускаться до сухопутных боев и становиться сухопутным главнокомандующим". Он сказал, что верховный командующий "должен следить сверху за всем происходящим, чтобы иметь отвлеченный взгляд на многосложную проблему", и что сухопутными сражениями должен руководить другой человек. Эйзенхауэр ответил, что решения своего не изменит и примет на себя командование 1 сентября.

Не сумев изменить решения Эйзенхауэра в вопросе о командовании, Монтгомери перешел к другой, более важной для него проблеме — характере вторжения в Германию. Он хотел, чтобы Пэттон оставался на своем нынешнем месте; он хотел, чтобы воздушно-десантная и 1-я армии были переподчинены ему; он хотел, чтобы ему были отданы все наличные ресурсы; он хотел указаний наступать через Па-де-Кале на Антверпен и Брюссель, а затем и в Рур.

После часового спора Эйзенхауэр сделал несколько уступок, из которых главная заключалась в том, чтобы отдать Монтгомери контроль над воздушно-десантной армией и дать ему право "осуществлять необходимую операционную координацию" между правым флангом 21-й группы армий и левым — Брэдли (т. е. 1-й армией). Кроме того, 21-я группа армий получала "приоритет" в снабжении. И тем не менее Эйзенхауэр, к неудовольствию Монтгомери, настоял на "наращивании... необходимых сил для наступления на восток от Парижа к Мецу". После встречи Монтгомери докладывал Бруку, что "день этот был исключительно утомительный", но в целом результатами он был удовлетворен, поскольку считал, что выиграл в главном — в "операционном контроле" над воздушно-десантной и 1-й армиями и в приоритетности снабжения*74.

Попытка Эйзенхауэра задобрить Монтгомери взбесила Брэдли и Пэттона. Два американских генерала встретились; Пэттон записал в своем дневнике, что, по мнению Брэдли, "Айк не может противостоять Монти... Я никогда еще не видел Брэдли таким бешеным, он вслух спрашивал, «во что превратился наш верховный командующий»". Пэттон чувствовал, что наступление в более южном направлении дает возможность лучше использовать танки, чем богатые водой северные территории, но с презрением отмечал, что Монтгомери "умеет заставить Айка думать по-своему". Он предложил Брэдли, чтобы они пригрозили отставкой. "Я чувствую, что при таком раскладе мы победим, Айк не решится освободить нас"*75.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное