Эйзенхауэр

Похоже, Жаклин Кокран была недалека от истины, когда назвала свою встречу с Эйзенхауэром переломным моментом в его отношении к вступлению в предвыборную гонку. Они вместе посмотрели фильм, а во время ужина Кокран провозгласила первый тост: «За президента!» Она рассказывала: «Я была первым человеком, который произнес эти слова по отношению к нему, и у него брызнули слезы… Потом он стал говорить о своей матери, об отце и своей семье, но особенно о своей матери, и говорил целый час». Закончил он монолог словами: «Вы можете сказать Биллу Робертсону, что я готов к погоне»^{509}.

Через несколько дней, возвратившись на родину, Жаклин, полная сил и готовая к борьбе, написала Эйзенхауэру восторженное письмо: «Я просто не в состоянии выразить, как благодарна Вам за отведенное мне время, внимание и терпение во время моего недавнего визита. Я всегда буду считать себя в числе тех, кто получил это великое преимущество. Я уверена, что если народ Америки познакомится с Вашими идеями, философией и идеалами, не будет сомнения, каково будет голосование на республиканском съезде, потому что, независимо от политики, я верю, что американский народ совершит марш в Чикаго (там должен был пройти партийный съезд. — Г. Ч., Л. Д.) и потребует Вашей номинации от республиканцев. Я убеждена, как и многие другие, что если эта номинация произойдет, Вы будете нашим следующим верховным главнокомандующим. Лично я уверена, что Вы будете нашим вторым Линкольном»^{510}.

После этой встречи Эйзенхауэр письмами уведомил рад друзей и знакомых о своей готовности вступить в борьбу. Через несколько дней в Лондоне на похоронах короля Георга VI он встретился с членами своей «банды» Ричардсоном и Алленом, которые сообщили, что из 604 голосов, необходимых для номинации, они уже располагают примерно 450 голосами, а еще не менее семидесяти склоняются к поддержке его кандидатуры. Было ясно, что если не произойдет каких-нибудь непредвиденных событий, Эйзенхауэра выдвинут в президенты уже в первом туре.

Правда, Эйзенхауэр продолжал сетовать, что скорее всего проиграет, а если выиграет, то его ожидают тяжкие годы. Издателю Сульцбергеру он говорил: «Тот, кто действительно стремится стать президентом, просто глупец. Это значит пожертвовать четырьмя или большим числом лучших лет своей жизни»^{511}. Похоже, что в таких заявлениях, которые делались и другим лицам, Дуайт не был искренен — он лицемерил или, говоря мягче, боялся сглазить.

Так или иначе, но, оставаясь в Париже, он готовился вступить в президентскую гонку во всеоружии: изучал документы по финансированию строительства, в частности при государственных субсидиях, по субсидиям фермерам и по массе других экономических вопросов. Мировые проблемы он обсуждал со сторонником Республиканской партии юристом Джоном Фостером Даллесом, общепризнанным экспертом по внешней политике (он участвовал в учредительной конференции ООН, был соавтором плана Маршалла, в 1950–1952 годах работал советником Госдепартамента), в 1950 году опубликовавшим книгу «Война или мир» с критикой внешней политики правительства Трумэна^{512}. Особенно детально Дуайт советовался с Даллесом по вопросу о взаимоотношениях с СССР^{513}.

Эйзенхауэр считал, что здоровье позволит ему достойно выдержать четыре президентских года. Правда, врачи предупреждали, что сказывались возраст (ему шел седьмой десяток), военные передряги и особенно курение (по несколько пачек сигарет в день), что сердце и желудок у него не совсем в порядке. Но и медики были единодушны, что по крайней мере один президентский срок он выдержит, по всей видимости, без серьезного ухудшения физического состояния^{514}.

Начало предвыборной гонки

Одиннадцатого апреля 1952 года Эйзенхауэр представил Трумэну доклад о состоянии НАТО, выдержанный в весьма оптимистических тонах. Главным достижением он считал договоренность о включении Западной Германии в Европейское сообщество, которое оставалось лишь оформить. 27 мая был подписан договор о создании Европейского оборонительного сообщества в составе Франции, ФРГ, Италии и стран Бенилюкса. Это означало, что будет создана европейская армия с участием Западной Германии, которая теперь официально превращалась из бывшего врага в союзника, на чем Эйзенхауэр настаивал в течение последнего года.

Сразу после доклада, 12 апреля, Эйзенхауэр объявил о своей отставке с поста главнокомандующего силами НАТО. Трумэн ответил кисло-сладким письмом с выражением огорчения по поводу отставки и надежды, что «Вы будете счастливы в своей новой роли»^{515}.