Эйзенхауэр

Двенадцатого сентября канадская армия приступила к очистке устья Шельды от германских частей, однако в первые дни ее действия были безуспешны. Возникал заколдованный круг: без надежной охраны антверпенской гавани от морских и воздушных нападений невозможно было обеспечить войска необходимым снаряжением, оружием, питанием, а между тем немцам удавалось отбивать атаки канадцев прежде всего из-за снабжения последних по очень скудному рациону. Эйзенхауэр писал Монтгомери: «Если мы не получим работающий Антверпен к середине ноября, вся наша операция окажется в тупике по всему фронту от Швейцарии до Ла-Манша. Я считаю Антверпен задачей первостепенной важности и полагаю, что операция, предназначенная открыть [гавань], требует Вашего личного внимания». Эйзенхауэр даже пригрозил, что если Монтгомери не приложит тройных усилий для успешного завершения операции, последует приказ о сокращении снабжения его войск, а вопрос о пригодности британского командующего к выполнению серьезных военных задач будет поставлен перед руководством его страны^{323}.

Двадцать четвертого октября удалось очистить подступы к стратегически важному острову Валхерен. Затяжные бои продолжались еще три недели, и только после ликвидации немецких укрепрайонов на островах к середине ноября британскому флоту удалось обезопасить подступы к Шельде.

С 12 октября немцы начали обстрел антверпенского порта ракетами «Фау-2». Только после создания в конце октября надежной противовоздушной обороны появилась возможность принимать крупные грузовые суда. Первый канадский конвой с долгожданными грузами вошел в порт 28 октября. С открытием регулярной линии снабжения через Антверпен была решена острейшая проблема коммуникаций и снабжения, без чего войска союзников не могли наступать вглубь Германии.

Как раз перед самым началом Шельдской операции, 2 сентября, с Эйзенхауэром случилось несчастье. Когда после встречи с Брэдли и Паттоном в Версале он на маленьком двухместном самолете возвращался в Гранвиль, начался шторм, летчик потерял ориентацию, исчерпал запас горючего и вынужден был посадить самолет на береговую линию. Помогая пилоту оттащить машину от начинавшегося прибоя, Дуайт поскользнулся, упал и сильно поранил колено. До дороги пришлось добираться через соленое болото, несколько раз проваливаясь по пояс, и в результате колено распухло и загноилось.

Пилот остановил первый же военный джип, и Дуайта быстро доставили в Гранвиль. Его на руках подняли на второй этаж и уложили в постель. Вызванный из Лондона врач определил, что повреждена коленная чашечка. Главнокомандующему было предписано неделю находиться в постели. За это время опухоль уменьшилась, на колено была наложена гипсовая повязка. Когда Дуайту разрешили передвигаться, ему пришлось пользоваться вначале костылями, а через две недели тростью. Только к концу года он смог отказаться от опоры, но боли в колене, то усиливаясь, то ослабевая, мучили его до конца жизни. Несколько раз до окончания войны ему приходилось вновь пользоваться костылями. Это было особенно неприятно, когда предстояли пресс-конференции — Дуайт не мог появиться перед журналистами в беспомощном, как он полагал, виде. В этом случае костылями он не пользовался и шел, превозмогая боль, а адъютанты внимательно следили, чтобы он не споткнулся, и были готовы в любой миг оказать ему помощь^{324}.

Глава седьмая. В НАЦИСТСКОМ ЛОГОВЕ

Перед Западным валом

Эйзенхауэр иногда жаловался, что осенью ему не везет. На этот раз невезение состояло не только в травме колена. Несравненно более важной неприятностью он считал недооценку масштабов сопротивления врага. Поздней осенью 1944 года его армии остановили наступление — главным образом из-за погодных условий. Непрерывные дожди, сильный ветер крайне затрудняли поддержку атакующих войск авиацией, не давали возможности продвигаться бронетанковым дивизиям. «Я до предела устал от погоды», — писал Эйзенхауэр Маршаллу^{325}. В таких условиях обороняться было значительно легче, чем наступать, и германское командование, надеясь на «чудо-оружие», полностью воспользовалось ситуацией.

Попытка с ходу овладеть таким крупным центром, как Кельн, оказалась неудачной. Только 21 октября удалось после тяжелого боя захватить город Ахен, являвшийся первым крупным немецким населенным пунктом, оказавшимся в руках союзников. Президент Рузвельт был обеспокоен ситуацией на фронте. Его пресс-секретарь Стивен Ирли, посланный к Эйзенхауэру, согласился с мнением главнокомандующего: «Люди такой силы и с такими воинственными тенденциями, как немцы, не сдаются; их необходимо разгромить до основания»^{326}.