Екатерина Архарова. Здравствуй, любовь!

В начале 1989 года ему предложили открыть свой ресторанный бизнес в Италии. Мне было тогда тринадцать лет. Отправлялись из Москвы со всем скарбом, как в известном стихотворении: «Картина, корзина, картонка и маленькая собачонка». Только собачонка была большой. Уезжали с афганской борзой по кличке Канон и котом Тимой. В поезде взяли два соседних купе в СВ, в одном разместились я и мама, а в другом – папа с зоопарком.

И вот мы в Милане, а точнее в Сан-Донато-Миланезе. В ресторане оказалось два больших зала, его окружал огромный заросший парк, здание было заброшенным на протяжении многих лет. Предстояла огромная работа: перестроить все полностью, сделать стоянку для автомобилей, детскую площадку, проложить дорогу, найти поставщиков, хорошего повара, персонал, придумать рекламу и запуститься. Но папа никогда не боялся двигаться вперед, рисковать и, если надо, начинать с нуля.

Они с мамой хотели создать ресторан русской кухни, но потом поняли, что итальянцы крайне консервативны, в том числе и в кулинарных пристрастиях. На русское меню они из любопытства пришли бы раз-другой и больше не показались бы. Поэтому было принято решение сделать заведение местной кухни.

И вот ресторан преобразился. Залы были оформлены в стиле рустико, огромная территория утопала в цветах и фруктовых деревьях, для прогулок выложили узорчатые дорожки из камня, а главное – нашли повара Лино, мастера золотые руки. Вот такое заведение миланцам понравилось. И бизнес пошел. Хотя случались и казусы: то после очередного банкета вилки с ножами и солонками исчезли, причем со всех столов, то работники ресторана вместо скромного обеда устраивали себе пир – устрицы, спагетти с лобстером и морепродукты на гриле.

Жили мы в двухэтажной вилле рядом с рестораном. Меня отдали в классический итальянский лицей. Я страшно тосковала по московским друзьям. Ночами просыпалась – подушка мокрая от слез. Итальянского языка не знала, в Москве изучала французский. Хоть и говорят, что эти языки похожи, – не соглашусь, они абсолютно разные. В общем, осваивалась тяжело. Даже гулять первое время ходила со словарем. Понятно, что завязать дружбу с кем-либо было нелегко. Я же по своей натуре очень общительная, любознательная, одна не могу. К тому же переходный возраст – так нужны были друзья, а я очутилась фактически в изоляции.

В лицее мне поначалу пришлось очень сложно. Теперь я стала не всеобщей любимицей, а объектом насмешек. Конечно же, у меня был сильный акцент и я делала грамматические ошибки. Но только практика может усовершенствовать язык. Дети оказались жестокими, я закрылась. Лишь одна девочка по имени Адзурра Сколаро мне постоянно подсказывала: «Катюша, фразу надо построить по-другому». Очень ей благодарна за помощь в сложный период.

Но главной поддержкой оставались родители. В выходные мы втроем на машине путешествовали по Италии, открывая для себя новые места: Портофино, Санта-Маргерита, Флоренция, Пиза, Перуджа, Капри, Искья с термальными источниками и конечно же Венеция. Часто ездили в Монте-Карло – райский уголок. Когда подъезжали к Монако, даже солнце начинало сиять по-другому. В Милане если оно и светит, то будто через серую дымку.

Мне было шестнадцать, когда я с родителями оказалась в итальянской столице. Это легендарный город, где все дышит историей, кинематографической аурой. Весна, яркое солнце на безоблачном синем небе, чайки, улыбающиеся люди вокруг. Сердце затрепетало: «Хочу жить здесь!» И окончив лицей, действительно поступила на актерский факультет в Национальную школу кино в Риме.

«Может быть, пойдешь учиться на нотариуса или юриста? Всегда сможешь хорошо заработать», – папа никогда не настаивал, просто советовал. Для родителей главное, чтобы я была счастлива и занималась любимым делом.

В конце концов они, согласившись с моим решением, сняли мне жилье в десяти минутах ходьбы от Колизея. А на восемнадцатилетие подарили квартиру в том же районе. Правда потом ее пришлось поменять: окна выходили на шумную улицу, по которой ночами гуляли туристы. Я перебралась в более тихий район.