Екатерина Дашкова: Жизнь во власти и в опале

В то лето Екатерина объезжала Ливонию и 9 июля 1764 года в Риге узнала, что пятью днями ранее Василий Мирович, подпоручик Смоленского полка, безуспешно попытался освободить заключенного в крепости Ивана VI и объявить его императором. Сын Екатерины Павел и Иван VI были двумя персонами, которые имели значительно большие права на трон, чем она. Иван VI был младенцем-императором с 1740 по 1741 год; объявленный при рождении царевичем, он тем самым был законным образом назначен царствовать, при регентстве сначала Бирона, а потом своей матери Анны Леопольдовны. Свергнув регентство, Елизавета отправила Ивана в заключение сначала в Холмогоры, а затем, в 1756 году, в Шлиссельбург — мрачную крепость недалеко от Петербурга. Ему было теперь за двадцать, и его законные притязания на трон создавали Екатерине проблему. Тюремщикам было приказано убить Ивана, если кто-либо попытается его освободить, и, к удобству Екатерины, они выполнили приказ во время неумелой попытки Мировича. Иван был мертв, а Мирович стал козлом отпущения: признанный виновным в государственной измене, он был по приказу Екатерины обезглавлен, а тело его сожжено.

Петербург изобиловал слухами о том, что Панин и его группа участвовали в этой провалившейся попытке свергнуть Екатерину. В начале июля 1764 года Бэкингемшир писал: «Княгиню д’Ашков [sic] видели в мужском костюме среди гвардейцев, но за каждым ее шагом следят, и она должна скоро отправиться в Москву». Екатерина, скорее всего, не верила до конца утверждениям об участии Панина в заговоре, поскольку она консультировалась с членами оппозиции и с Петром Паниным — генералом, сенатором и братом Никиты Панина, назначенным ею главой комитета, расследовавшего дело Мировича. Во время расследования Дашкова, которая вернулась осенью в дом Одара, опять была в числе подозреваемых, и Бэкингемшир разъяснял, что «многие доносят о княгине д’Ашков; конечно, она под сильным подозрением»^[219]. Дашкова защищалась, объясняя, что дом у нее большой, а муж был в отъезде, поэтому в их доме жил Петр Панин. Несколько раз Мирович, поскольку он имел официальные поручения по поводу какого-то дела в Сенате, посещал Панина, а не ее. Хотя Никита Панин выступил в ее защиту, Дашкова все же чувствовала, что «это прибавило мне огорчений, вызвав несправедливые подозрения, к которым я вовсе не подавала повода. Однако о моих принципах судили неверно, а тревоги и неприятности — неизбежные спутники высокого положения при дворе» (79/88)^[220].

Как и в случае с Петром III, Дашкова никогда публично не признавала возможного соучастия Екатерины в ликвидации еще одного императора России. Екатерина, с другой стороны, продолжала подозревать Дашкову и приказывала посылать секретных агентов для слежки за ее домом и действиями. Сэр Джордж Макартни комментирует: «Хотя ей [Дашковой] едва исполнилось двадцать два года, она уже участвовала в полудюжине заговоров; первый был успешным, но не будучи уважаема и оценена, как ей казалось, по ее заслугам, он занялась другими заговорами, которые оказались безуспешными; она не была наказана иначе, нежели абсолютной потерей благосклонности ее государыни, которая все еще сохранила некоторую доброту по отношению к ней; она — женщина необычной силы ума, и смелость ее превосходит смелость многих мужчин»^[221].

Дашкова продолжала встречаться с императрицей при дворе, но фиаско Мировича еще больше отдалило ее от Екатерины. Британский дипломат Генри Ширли написал в 1764 году, что она мало уважала Дашкову, но обращалась с ней вежливо^[222].

Личная трагедия, однако, затмила проблемы ее публичной жизни. Однажды утром подруга Дашковой Анна Панина, жена Петра Панина, предложила прокатиться в экипаже, чтобы подышать воздухом, а затем вместе пообедать. После обеда, приняв все предосторожности на случай, если подруга упадет в обморок, Анна сообщила ей последние новости из Польши. Поддерживая политику Екатерины, Михаил Дашков надолго покинул дом и командовал передовой армией, выдвигавшейся к Варшаве. Во время марша через Польшу 17 августа 1764 года после двенадцатидневной борьбы с высокой температурой он умер в Пулаве. Ему было двадцать семь, он был женат пять лет. Дашкова потеряла сознание, серьезно заболела, у нее отнялась вся левая сторона, и в течение следующих нескольких недель она была прикована к постели от слабости и потрясения. Она не могла поверить, что ее муж, молодой и здоровый человек, вдруг заболел лихорадкой и внезапно умер — просто так, без всяких объяснений! Следующей зимой Дашкова встретила привезенное в Москву тело мужа и 11 января 1765 года похоронила его в фамильном склепе в Новоспасском монастыре. Вскоре после этого его мать ушла в монастырь, а Дашкова провела следующие пять лет в своей усадьбе.