Екатерина Фурцева

Фурцева опять получила врагов, заявив об идее переселения деятелей искусства ближе к народной жизни. Ведь перебраться из столицы назад в деревню или рабочий поселок было для многих шагом назад и самые приближенные к начальству писатели естественно этого не хотели. Часто служение власти этих людей было ограниченно именно возможностью быстрого переселения в столицу, а в дальнейшем и возможностью получить квартиру и дачу. Разумеется, при таком раскладе они совершенно не желали, чтобы такая идея и призыв Фурцевой получила развитие.

В тот день на съезде Екатерине досталось от самого Михаила Александровича Шолохова. Он как будто вроде и поддержал ее идею быть ближе к деятелям искусства и народу, поскольку сам так и не пожелал обосноваться в столице. Он предпочел остаться в станице Вешенской. Но его выступление было таким обидным и унизительным!

– Наш министр с чисто женской вежливостью говорила о том, что, дескать, неплохо было бы обратиться к молодым художникам с призывом поехать по примеру нашей настоящей молодежи на стройки коммунизма. А вы спросите ее, она сама-то верит в то, что на такой призыв горячо откликнутся? Ей-ей, не верит! – начал свою речь Шолохов. После этой фразы раздались аплодисменты и кое-где даже смешки. – Молодым творцам «непреходящих ценностей» тоже хочется вкусить от плодов славы. Вот и прут в Москву, как правоверные в Мекку. Лично я давно уже отказался от мысли передвинуть писателей поближе к тем, о ком они пишут. Безнадежное это дело! И пусть на этом благородном поприще наживает шишки товарищ Фурцева, а с меня хватит!

Опять аплодисменты…

Когда Михаил Александрович закончил, его речь вызвала бурю эмоций, в зале начали смеяться и громко хлопать в ладоши. Да что уж говорить, юмор Шолохова нередко был очень злым и жестоким. Но, наверное, утомленные долгим съездом делегаты были ему благодарны за такую разрядку атмосферы казенных речей.

Получается что, выступая, Шолохов открыто издевался над Екатериной Алексеевной, и она это прекрасно понимала. Ведь это секретарь ЦК был персоной неприкасаемой, а министра культуры можно было поносить сколько угодно. Шолохов как талантливый писатель умел начинать свое выступление так, что издевку и не сразу-то замечали. Хотя говорил он иронично и даже насмешливо:

– Прежде всего, отмечу, что мы и мечтать-то не могли о таком министре типа товарища Фурцевой. И вот такой министр у нас есть.

В эти минуты сказанные писателем слова делегаты принимали за чистосердечное признание и, как и полагается, громко аплодировали. Но Шолохов продолжал издеваться, рассказывая о том, что и «Екатерина Алексеевна и дело свое знает и любит, и внешность красивая, и умеет быть обходительной с деятелями культуры. И сейчас все видят, что у нее открываются новые таланты… И все просто в восхищении и удивлении от нее такой умницы и красавицы. Всем она взяла!».

Но дальше Михаил Шолохов сменил тон и напустился на Фурцеву за низкое качество поставленных театрами пьес.

– Я не министр и начисто лишен дипломатических способностей, а потому мне и хочется запросто, без умолчаний поговорить с Екатериной Алексеевной. Ну, хорошо, вы сказали, что из 1114 советских пьес, поставленных в театрах страны, 780 посвящены современной теме. Вы и проценты подсчитали, мол, более семидесяти процентов. Вот мне и хочется спросить: а сколько процентов из этих семидесяти останется на театральных подмостках? И второй вопрос: а сколько запомнятся зрителями? За творческое бессилие драматургов приходится расплачиваться бедным зрителям. Вот в чем беда! Лукавая вещь – ваши цифры и проценты, товарищ Фурцева, того и гляди подведут. Лучше уж им, этим цифрам, жить где-нибудь в Центральном статистическом управлении, там им будет уютнее, нежели в искусстве, – не уставал приводить факты беспощадный Шолохов.

И снова зал со смехом и овациями восприняли жесткую речь Михаила Александровича.

Но почему он так поступил?

Может быть, из-за сложных отношений с партийным руководством, которые и толкали Шолохова на весьма агрессивные выпады. Возможно, ему казалось, что его талант недооценен. Возможно он, считал, что Фурцева его чем-то обидела, вот и сорвался на нее как на министра культуры. Хотя стоит заметить, что власть этому писателю неизменно благоволила.

В конце лета 1959 года Хрущев приехал к Шолохову домой в станицу Вешенскую. Из «Правды» тут же позвонили Твардовскому с просьбой о написании статьи о Михаиле Шолохове.

Твардовский откровенно ответил, что он охотно бы написал статью о Шолохове, но такую, что никто не напечатает. И поинтересовался:

– Вы же, наверное, хвалить его хотите?

Ответ работников «Правды» был утвердительным. Твардовский отказался. Он не хотел писать про то, что не соответствовало его мнению. Он считал, что такая хвалебная статья не пойдет на пользу ни самому Шолохову, ни престижу «Правды».

Но что касается Шолохова, то у него были сложные отношения и с самим собой. Возможно, это тоже повлияло на его тогдашние слова на съезде.