Екатерина II без ретуши

По выходе обер-полицмейстера статс-секретари через камердинера докладывались и поодиночке были призваны (в сем числе и я находился). При входе в спальню наблюдался следующий обряд: делал государыне низкий поклон, на который она отвечала наклонением головы, с улыбкой подавала мне руку, которую я, взяв в свою, целовал, и чувствовал сжатие моей собственной руки, потом говорила мне: «садитесь». Севши на поставленном против нее стуле, клал я на выгибной столик принесенные бумаги и начинал читать. Я полагаю, что и прочие при входе к государыне то же самое делали и такой же прием имели. Но как скоро показывался граф П. А. Зубов, то каждый из нас немедленно в уборную выходил. Приходил же всегда с заготовленными к подписанию бумагами. Около одиннадцатого часа приезжали и по докладу перед государыней были допускаемы и прочие вышеупомянутые чины, а иногда и фельдмаршал граф Суворов-Рымникский, бывший тогда, после завоевания Польши, в Петербурге. Сей, вошедши в спальню, делал прежде три земных поклона перед образом Казанской Богоматери, стоявшим в углу на правой стороне дверей, перед которым неугасимая горела лампада; потом, обратясь к государыне, делал и ей один земной поклон, хотя она и старалась его до этого не допускать и говорила, поднимая его за руки: «Помилуй, Александр Васильевич, как тебе не стыдно это делать?» Но герой обожал ее и почитал священным долгом изъявлять ей таким образом свое благоговение. Государыня подавала ему руку, которую он целовал как святыню, и просила его на вышеозначенном стуле против нее садиться и через две минуты его отпускала. Сказывали, что такой же поклон делал и граф Безбородко и некоторые другие, только без земных поклонов перед Казанскою. При сих докладах и представлениях в Зимнем и в Таврическом дворцах военные чины были в мундирах со шпагами и в башмаках, в праздники же в сапогах, а статские в будни в простых французских кафтанах и в башмаках, а в праздничные дни в парадных платьях. Но в Царском Селе в будни как военные, так и статские носили фраки и только в праздники надевали первые мундиры, а последние – французские кафтаны со шпагами.

Государыня занималась делами до 12 часов. После во внутренней уборной старый ее парикмахер Козлов убирал ей волосы по старинной моде с небольшими назади ушей буклями: прическа невысокая и очень простая. Потом выходила в уборную, где мы все дожидались, чтобы еще ее увидеть; и в это время общество наше прибавлялось четырьмя пожилыми девицами, которые приходили для служения государыне при туалете. Одна из них, М. С. Алексеева, подавала лед, которым государыня терла лицо, может быть, в доказательство, что она других притираний не любила; другая, А. А. Палакучи, накалывала ей на голове флёровую наколку, а две сестры Зверевы подавали ей булавки. Туалет сей продолжался не более десяти минут, в которое время государыня разговаривала с кем-нибудь из присутствовавших тут, в числе коих нередко бывал обер-шталмейстер Лев Ал[ександрович] Нарышкин, а иногда граф Ал[ександр] Сергеевич Строганов, всегдашние ее собеседники. Раскланявшись с предстоявшими господами, государыня возвращалась с камер-юнгферами в спальню, где при помощи их и Марьи Саввишны одевалась для выхода к обеду; а мы все восвояси отправлялись.

Платье государыня носила в простые дни шелковое, одним почти фасоном сшитое, который назывался тогда молдаванским; верхнее было по большей части лиловое или дикое (т. е. серого цвета) без орденов, и под ним белое; в праздники же парчовое с тремя орденами – звездами: андреевской, георгиевской и владимирской, а иногда и все ленты сих орденов на себя надевала, и малую корону; башмаки носила на каблуках не очень высоких.

Обеденный ее стол был в сие время по 2-м часу пополудни (те, которые с нею кушали, были каждый раз приглашаемы, исключая П. А. Зубова, который всегда без приглашений с государыней кушал). В будни обыкновенно приглашаемы были к столу из дам: камер-фрейлина Протасова и графиня Браницкая, а из мужчин – дежурный генерал-адъютант П. Б. Пасек, Л. А. Нарышкин, граф Строганов, два эмигранта французские, добрый граф Эстергази и черный маркиз де Ламберт; иногда вице-адмирал Рибас, генерал-губернатор польских губерний Тутолмин и, наконец, гофмаршал кн. Барятинский; в праздничные же дни, сверх сих, были званы еще и другие из военных и статских чинов, в С.-Петербурге бывших, до 4-го, а в чрезвычайные торжества до 6-го класса.

Ежедневный обед государыни не более часа продолжался. В пище была она крайне воздержанна. Никогда не завтракала и за обедом не более как от трех или четырех блюд умеренно кушала; из вин же одну рюмку рейнвейну или венгерского вина пила; и никогда не ужинала, через что до 65 лет, несмотря на трудолюбивый образ жизни, была довольно здорова и бодра. Хотя же иногда на ногах у ней и оказывалась опухоль и открывались раны, но припадки сии более служили к очищению мокрот, следовательно, и к поддерживанию ее здоровья. Уверяют, что смерть ее приключилась единственно от закрытия на ногах ран.