Однако именно победы, одержанные екатерининской армией над Османской империей на суше и на море в 1770 году и с восторгом встреченные Вольтером, снизили шансы на восстановление протектората России над неделимой дворянской республикой[1078]
. Хотя конфедераты уже перестали надеяться на помощь извне, тем более что в конце 1770 года в Париже на смену правительству Шуазеля пришел новый кабинет, России никак не удавалось остановить гражданскую войну в Польше. Как раз в этот период возрос специфический вес Австрии и Пруссии внутри треугольника, составленного тремя восточноевропейскими державами. После встречи монархов в Нейссе германские державы стали все чаще согласовывать между собой свою политику в отношении России. Прежде всего, однако, они дали понять, что, даже сохраняя верность союзникам и не заключая договоров между собой, они не намереваются больше воевать друг с другом. Германия не собиралась вступать в войну, грозившую разразиться между Англией и Францией, предполагая соблюдать нейтралитет[1079]. Вначале германские державы предложили посредничество в заключении мира между Россией и Турцией, рассчитывая извлечь из него свою выгоду и предотвратить, в частности, присоединение Молдавии и Валахии к Российской империи[1080]. Однако настойчивость, с которой Екатерина отстаивала свои завоевания, привела к столкновению интересов и даже мобилизовала Австрию на борьбу с Россией. Кауниц считал войну неизбежной, видя в ней средство сохранения европейского равновесия, Мария Терезия желала сохранить нейтралитет, а Иосиф настаивал на мнении, что можно будет обойтись простой угрозой. Император полагал, что для участия в разделе территорий с целью получить земли дунайских княжеств и Польши при заключении мира не нужно вести войну с Россией[1081]. Нерешительность венского правительства, не готового в действительности к военным действиям, еще более обострила опасность расширения войны, когда летом 1771 года оно отказалось от соблюдения нейтралитета и заключило оборонительный союз с Портой, гарантировав таким образом территориальную целостность Османской империи от аннексионистских притязаний России, а также обеспечив свободу и суверенитет Польши. В обмен на это Вена потребовала от османского правительства не только предоставления субсидий и торговых преимуществ, но и часть Валахии[1082]. И все же до военных действий между Австрией и Россией дело не дошло, и Вена в конце концов отказалась ратифицировать договор. Петербургское правительство узнало о его существовании лишь в декабре 1771 года, начав, после предварительного согласования с Пруссией, договариваться с Австрией об устранении опасности войны за счет Польши[1083].Наибольшую выгоду кризис 1770–1771 годов – третьего года войны – принес Пруссии. С одной стороны, Фридриху удалось отстоять свою позицию, согласно которой его союз с Россией не обязывал его вступать в войну на стороне последней[1084]
. С другой стороны, из ситуации он сумел извлечь определенную выгоду, наладив доверительные отношения одновременно и с Россией, и с Австрией, что позволяло ему сдерживать обеих. И, в-третьих, Фридриху постепенно удалось отвлечь внимание двух своих потенциальных военных противников от дунайских княжеств, и сверх того – Австрии от Сербии, переключив его на Польшу[1085]. Таким образом, Фридрих, без участия в войне, утвердил Пруссию в качестве третьей стороны на будущих переговорах о территориальных компенсациях за счет дворянской республики.Уже зимой 1770–1771 года во время своего первого визита в Петербург друг юности Екатерины принц Генрих Прусский сумел заинтересовать императрицу предложением по преодолению кризиса, суть которого состояла в аннексии польских территорий тремя державами[1086]
. Следом Россия и Пруссия согласовали между собой свои притязания, сославшись на факт аннексии ципсских городов Австрией как на прецедент. В феврале 1772 года союзники пришли к окончательному соглашению[1087]. Однако, несмотря на то что Австрию две державы принимали в расчет с самого начала, трехсторонний договор о разделе Польши был подписан лишь после заключения перемирия в Фокшанах в мае 1772 года, разрушившего все сомнения в победе России над Османской империей. Последнее, что оставалось австрийскому правительству, – это принять или отклонить предложение о присоединении к русско-прусскому договору в июле 1772 года. При этом правительство утешало себя мыслью, что, по крайней мере, этот шаг не вредит союзной Турции[1088].