Екатерина II, Германия и немцы

1. Во-первых, в 1764 году лифляндский ландрат Карл Фридрих барон Шульц фон Ашераден (Schoultz von Ascheraden) первым среди землевладельцев издал специальное узаконение в пользу крестьянства, ограничивавшее их обязанности в соответствии со старым правом шведских времен, гарантировал крестьянам права на движимое имущество и признал право крестьян на обработку личного земельного участка для ведения собственного хозяйства. Шульц, возможно, надеялся, что ландтаг 1765 года прислушается к его аргументам и поддержит его инициативу, чтобы тем самым опередить принудительные меры со стороны правительства, однако был разочарован сопротивлением, оказанным ему со стороны рыцарства. Лишь некоторые помещики остзейских провинций последовали его примеру до конца XVIII века[501].

2. Только в результате всестороннего давления со стороны генерал-губернатора ландтаг после длительного сопротивления согласился с проектом Броуна – признать права крестьян на движимые имения, позволить крестьянам свободно продавать продукты собственного производства и предоставить им право подавать жалобы на своих помещиков. Решение об объеме крестьянских обязанностей оставалось, однако, за помещиками, будучи ограничено только сведениями, подаваемыми ими же. Тем не менее помещики пренебрегали даже этим весьма расплывчатым решением, а его выполнение практически не контролировалось[502].

3. В качестве сугубо административной меры, имевшей целью повышение налогов, Екатерина распорядилась о проведении тогда же гаковой ревизии[503]на острове Эзеле. Эту ревизию предполагалось увязать с мерами к облегчению положения крестьян. Комиссия, на которую было возложено это поручение, предложила установить границы власти господина над крестьянином, гарантировать крепостным право собственности на движимое имущество и заключать при дарении государственных земель договоры аренды, выгодные крестьянам, населяющим имение, как предлагал Эйзен. В 1765 году императрица утвердила формуляр договора аренды государственной земли, выработанного в результате этих усилий. Его действие распространялось на всю Лифляндию и Эстляндию[504].

Поскольку вмешательством Екатерины в сложившиеся структуры общества и власти руководили, главным образом, политические соображения, его последствия стали очевидны прежде всего на политическом уровне и лишь затем – на экономическом и общественном. При вступлении Александра Алексеевича Вяземского в должность генерального прокурора в 1764 году императрица заявила ему, что было бы, конечно, неблагоразумно отменять привилегии Украины, Лифляндии и русской Финляндии одним махом, однако точно такой же ошибкой было бы выделять их и относиться к ним как к чужим провинциям: «Сии провинции […] надлежит легчайшими способами привести к тому, чтоб оне обрусели и перестали бы глядеть как волки к лесу». «Легчайший способ» виделся ей не в бумажных декларациях и не в применении военной силы, а в выборе «разумных людей» в начальники этих провинций[505].

О целесообразности ассимилировать подвластные ей народы Екатерина в общих чертах написала в своем Наказе, а более определенно высказалась по этому поводу в связи с требованием лифляндских депутатов Уложенной комиссии, настаивавших на особом положении своей провинции, передав свои слова через маршала Комиссии Бибикова: «Они подданные Российской империи, а я не лифляндская Императрица, но всероссийская»[506]. И, несмотря на то что, готовя те или иные законопроекты, Екатерина тщательно взвешивала, насколько лифляндские привилегии и права пригодны для Российской империи, она велела Вяземскому ответить лифляндцам – депутатам Уложенной комиссии: «Естьли же Лифляндские законы лучше были нежели наши будут, тому статься нельзя; ибо наши правила само человеколюбие писало…»[507]

В 1782–1783 годах императрица распорядилась, наконец, ввести новое губернское законодательство в Лифляндии и Эстляндии, несмотря на сопротивление, оказывавшееся, главным образом, эстляндцами: «Я покоряла горы, и пусть никто не думает, что мне будет трудно справиться с холмами»[508]. С тех пор на остзейские провинции распространились и другие законы, например, были введены общие для всей России налоги, в 1785 году Жалованная грамота дворянству приравняла матрикулированное дворянство Лифляндии и Эстляндии к неродовитым землевладельцам (ландзасам), получившим чины по Табели о рангах, городское управление было унифицировано Жалованной грамотой городам, а русский язык, войдя в употребление в делопроизводстве и судах наравне с местным, зачастую становился обязательным языком официальных документов[509].