Екатерина II и ее мир: Статьи разных лет

Томсинский попытался опровергнуть этот тезис в статье, опубликованной в том же журнале (История пролетариата СССР. 1933. № 1/2 [13/14]. С. 156–166) и перепечатанной с некоторыми изменениями в качестве введения к части IV «Крепостной мануфактуры». Он занял ту же позицию, что и Покровский, к этому времени уже покойный, который утверждал, что ранняя мануфактура в России по характеру никогда не являлась капиталистической. С самого ее возникновения рабочую силу, в которой нуждались заводы, обеспечивали им разные формы внеэкономического принуждения как со стороны государства, так и со стороны отдельных заводчиков. И ни указ 18 января 1721 года^{505}, позволявший заводчикам не из дворян покупать деревни с крепостными для работы на заводе, ни указ 7 января 1736 года ничего не изменили. Государственные крестьяне, дворцовые крестьяне, монастырские крестьяне, помещичьи крестьяне, солдатские дети, посадские люди и даже купцы — никто не был гарантирован от приписки к мануфактуре, как только государство решило, что для выполнения его производственных планов необходим принудительный труд. Так было в 90е годы XVII века, и все так же было в 1803 году^{506}. Привлекая для поддержки своего тезиса классиков, Томсинский отметил, что описанный Марксом пролетариат сформировался из согнанных с земли крестьян. Русские рабочие первой половины XVIII века, наоборот, были неотъемлемой частью крепостной системы и принесли с собой свой крепостной характер из деревни или села на мануфактуру, тем самым способствовав распространению крепостных отношений. Крепостная мануфактура была именно таковой — мануфактурой, вплетенной в крепостничество; о промышленном капитализме не могло быть и речи.

Академик Сергей Иванович Солнцев не был так уверен относительно характера рабочей силы. В своем введении к той же части IV он исследовал происхождение рабочей силы на полотняных мануфактурах в 30-е годы XVIII века, чему был посвящен том, и обнаружил, что эти мануфактуры большей частью располагались не в сельской местности. Самой значительной составляющей рабочей силы являлись солдатские дети, к ним добавлялись посадские люди и дети фабричных. Крестьяне, естественно, составляли значительную группу, но даже и они, как часто оказывалось, до поступления на мануфактуру были отделены от земли. К 1740 году почти половина из них проработала на заводах 16 лет и более^{507}. По этим данным Солнцев заключил, что тезис о привлечении к работе на заводах сельскохозяйственных рабочих на самом деле имеет мало оснований. Однако закончил Солнцев более традиционно, отметив, что, каково бы ни было происхождение рабочих, они были полностью встроены в систему, условия существования которой были заданы крепостничеством.

Станислав Густавович Струмилин[186] был намного более прямолинеен. Струмилину, занимавшему важную должность в Госплане, была предоставлена возможность высказать свои резкие взгляды в части III серии, посвященной полотняной промышленности конца XVII века. Стесненный редакторским примечанием, дававшим ясно понять, что редакция серии отвергает многие из его положений, академик Струмилин тем не менее повторил свой тезис, который он уже несколько лет упорно разрабатывал, а именно что рабочие текстильной промышленности, как и другие рабочие

XVII века, получали заработную плату, даже дифференцированную заработную плату, и, следовательно, должны считаться рабочими капиталистического типа. Более того, на предприятиях широко использовалось разделение труда и его специализация, и заводы эти, хотя зачастую и находились в ведении государства, приносили прибыль. Следовательно, сами предприятия являлись капиталистическими производственными единицами, сходными по характеру с западными^{508}. Для Струмилина, что удивительно (а может, и не очень), бывшего меньшевика, само название серии «Крепостная мануфактура» содержало противоречие в терминах: по определению мануфактура являлась капиталистическим предприятием. Отрицать это значило скатываться к народничеству или легальному марксизму.