После того как остатки панинской партии были устранены, их противники окончательно взяли власть в свои руки. Формально дипломатическими сношениями с иностранными представителями как в России, так и за рубежом занимался податливый Остерман, однако настоящая власть оставалась у Екатерины. Она советовалась с Безбородко, украинцем по рождению и бывшим секретарем фельдмаршала Петра Александровича Румянцева. Приписанный к Коллегии иностранных дел в ноябре 1789 года, он был поставлен во главе всех международных переговоров. Вместе с ним пришел Петр Васильевич Завадовский, другой украинский секретарь Румянцева, отслуживший два года в качестве любовника государыни. Теперь он сидел — подальше от греха — в Сенате{680}
. Сам фельдмаршал Румянцев оставался стойким приверженцем союза с Пруссией, но два его сына, Николай и Сергей, так же упрямо отстаивали курс на сближение с Австрией{681}. Таким же образом поступили и братья Воронцовы. Александр, бывший посол в Англии, ныне служил президентом Коммерц-коллегии{682}. Его младший брат Семен, изначально противостоявший захвату Екатериной власти, в 1782 году, после десятилетнего перерыва, вернулся к службе и вскоре получил назначение послом России в Лондоне — назначение, которому некогда противился Панин[232]. Таковы были ключевые фигуры в обретшей ныне господство партии. Составленная из друзей, родственников и приспешников Безбородко и Воронцовых[233] и склоняющаяся к проавстрийскому и пробританскому курсу во внешней политике, эта группа была уже не традиционной придворной кликой, но еще и не политической партией в современном смысле. Поскольку Австрия была ключевой фигурой в вынашивавшихся Потемкиным планах расчленения Османской империи, эта группа могла рассчитывать на поддержку князя в вопросах внешней политики.Когда в ноябре 1782 года великий князь вернулся домой, ситуация была критической. Те, кто отказался приспосабливаться к новой системе, были арестованы, удалены или отправлены в отставку. Панина, Фонвизина, Бибикова и Куракина больше не было. Кроок сидел в тюрьме. Князь Николай Васильевич Репнин, которого его дядя, Никита Панин, прочил себе в наследники на посту главы Коллегии иностранных дел{683}
, был отослан генерал-губернатором в Псков. Морков и Бакунин перешли на сторону врага. Из своей московской берлоги Петр Иванович Панин написал впоследствии великому князю: «Известны по несчастию ужасные примеры в Отечестве нашем над целыми родами сынов его, за одни только и рассуждения противу деспотизма, распространяющегося из всех уже Божеских естественных законов…»{684} Сразу по возвращении на родину великий князь нанес визит своему болящему учителю, но после этого, опасаясь возмездия, воздерживался от посещений много месяцев. Он боялся даже поинтересоваться здоровьем графа. Нет нужды, заметил он Панину по мере приближения Нового года, «объяснять Вам мое поведение в том, что должно быть Вам известно и так»{685}. Вплоть до 29 марта 1783 года, за два дня до смерти Панина[234], Павел не решался нанести ему еще один визит. Смерть графа была замечена разве что его близкими сторонниками. Императрица не явилась на похороны и не изъявила ни малейшего сожаления по поводу его кончины{686}. Он остался за бортом истории.Расправа с панинской партией завершилась. Она принесла два результата: один ожидаемый, другой непредвиденный. Еще в июне
1781 года австрийский посол заверял своего императора, что, «когда графа Панина насовсем отстранят от дел, брак [племянника императора с сестрой великой княгини] устроится и семейство Вюртембергов разделит Ваши интересы, будет нетрудно окончательно привязать к Вам юный российский двор»{687}
. Хотя все эти три условия были выполнены, желаемый результат так и не был достигнут. Все усилия императрицы склонить сына к союзу с Австрией пошли прахом. Хуже того, Павел Петрович был теперь озлоблен, враждебен и напуган. Психологические последствия всего происшедшего станут полностью очевидны только после его восшествия на трон в 1796 году[235]. С другой стороны, панинской партии был нанесен смертельный удар. Если ее сторонники не желали содействовать, по меньшей мере они уже были не в силах помешать новой внешней политике императрицы. С удалением и кончиной Панина и Бибикова и изгнанием Куракина пути сообщения между Пруссией и наследником российского престола были перерезаны[236]. Императрица могла теперь беспрепятственно приводить в исполнение свои планы во внешней политике в полной уверенности, что внутренняя оппозиция не сможет объединиться с внешней.Посредничество как дипломатический инструмент: попытки России выступить посредником между англичанами, голландцами и даже американцами (1781–1783 годы)