Екатерина Медичи

Не в силах переносить самого вида того места, в котором умирал ее супруг, Екатерина навсегда покинула дворец Турнель, а спустя некоторое время распорядилась и вовсе снести его. Хотя в Лувре еще вовсю шли ремонтные работы, она, несмотря на это явное неудобство, предпочла поселиться там, где многое напоминало ей о счастливых днях, казалось бы, несчастного супружества. Екатерина придумала эмблему своей вдовьей доли: сломанное копье и девиз: «Lacrimae hinc, hinc dolor» («Отсюда слезы, отсюда скорбь»). Никакое иное из ее чувств не было более искренним, чем эта скорбь, выражавшая безмерную любовь к обожаемому супругу. Эту беззаветную любовь она перенесла и на своих детей, ради которых готова была сделать всё и пожертвовать всем. Это стало ее страстью, которая, как и любая страсть, порой становилась слепой. Этим многое объясняется в политике «Черной королевы».

Глава пятая. КОРОЛЕВА-МАТЬ

Бремя власти

Екатерине досталось тяжелое наследство, но она без колебаний взвалила на себя это бремя, вознамерившись до конца нести свой крест. Экономическое положение королевства было катастрофическим: государственный долг в пять раз превышал годовой доход. В отдельных провинциях крестьяне бросали свои земли, видя бессмысленность собственных усилий, ибо всего урожая не хватало на уплату налогов. Чиновники, не получавшие жалованья, готовы были пуститься во все тяжкие. Плачевным было и положение провинциального дворянства, почти ничего не получавшего от своих обнищавших крестьян. Стоит ли удивляться тому, что эти дворяне становились под знамена принцев и крупных сеньоров, которые под предлогом борьбы за реформу церкви подняли мятеж против законной королевской власти? Военная служба, единственное их призвание, давала им средства к существованию. В стране назревал конфликт не менее, а может быть, и более страшный, чем Столетняя война: под шумок воззваний к борьбе за веру разворачивалась гражданская война.

Быть матерью — главное призвание Екатерины Медичи. Материнством она оправдывала свое право быть королевой при жизни обожаемого супруга, и теперь ей предстояло стать королевой-матерью при короле — ее сыне, жалком отроке Франциске II. В свои 15 лет он официально считался совершеннолетним, во всем остальном будучи ребенком со слабым здоровьем. Безумно влюбленный в супругу Марию Стюарт, он долгое время тщетно пытался исполнить свой супружеский долг, и нет полной ясности относительно того, удалось ли ему это сделать. Во всяком случае, за два года супружеской жизни Мария так и не произвела на свет потомства, что тем не менее не мешало ей вести себя по-королевски, свысока поглядывая на свекровь. А та, верная своей проверенной тактике, на людях демонстрировала полное почтение законной королеве, безропотно отходя на второй план, где и полагается быть ко-ролеве-матери. Мария же насколько превосходила свекровь красотой, настолько же уступала ей умом, в своей неосмотрительности доходя до того, что прилюдно, хотя и за глаза, называла ее флорентийской торговкой. Екатерина знала это, и ничто не могло обидеть ее сильнее, однако она и виду не подавала. Придет время, когда Мария Стюарт горько пожалеет о своей бестактности. И на этот раз Екатерина, верная себе, откажется от мщения в прямом смысле этого слова, но напрасно высокомерная шотландка будет ждать поддержки и помощи от нее.

Что же касается Франциска II, то он, как и большинство его братьев и сестер, преклонялся перед матерью, которой сама Екатерина наконец-то, в свои сорок с лишним лет, смогла в полной мере почувствовать себя. Теперь она всецело посвятит себя своим детям, ради них делая политику и самих их делая орудием своей политики. Взойдя на престол, Франциск II сразу же выделил матери вдовий удел, пожаловав ей замки Вилье-Котре и Монсо, расположенные в принадлежавшем ему графстве Mo, герцогство Алансонское и пенсион в размере 72 тысяч ливров в год. Екатерина стала много богаче, нежели во времена, когда была супругой Генриха II и королевой Франции.

Являясь фактической правительницей королевства, Екатерина по крайней мере в одном могла быть уверена: ее сын-король всегда придерживается одного мнения с ней. Все королевские акты неизменно предваряла формулировка: «Поскольку угодно королеве, моей матери и госпоже...» Герцог Гиз, славный воин, пребывавший в расцвете сил, являлся ее вооруженной рукой. Занимая высокую должность генерального наместника королевства, он, в отличие от некоторых принцев крови, демонстрировал безусловную лояльность трону, будучи его оплотом против врагов — как внешних, так и еще более опасных внутренних.