Екатерина. Цена слова (СИ)

— И ты на всех говоришь?

— Говорю я на десяти, а читать могу только на семи из них.

— Ты, оказывается, умная.

Хм, обычно мне говорят: не только красивая, но и умная… Кто ж ему так вкус испортил?

— Спасибо, — все же отвечаю на похвалу.

На этом Лис решает, что сказано уже достаточно, и возвращается к остаткам завтрака. Минут через пять на сковородке не остается ни крошки. Он промокает губы салфеткой и серьезным тоном произносит:

— Я хотел еще кое-что с тобой обсудить.

— Попробуй, — звучит не очень вежливо, но я складываю на тарелку столовые приборы, соглашаясь на разговор.

— После сегодняшней ночи… последствий не будет?

С трудом удерживаю рвущийся наружу смех. Вовремя же он очнулся!

— Если ты о беременности, то нет. Я на таблетках. Если о каких-нибудь экзотических болезнях, то лучше ты мне скажи, ждать ли последствий.

— Я здоров, — выпаливает он на одном дыхании, с таким видом, будто я его подозреваю непонятно в чем.

— Я тоже, — мое заявление звучит увереннее, но Лис так и сверлит меня взглядом. — Я никогда ничем не болела, и вообще, у меня последние полтора года никого не было.

Лицо мужчины озаряется пониманием.

— Так вот почему ты так себя вела!

— Ну, знаешь ли! — возмущаюсь на подобное предположение. — На самом деле не в моей привычке кидаться на мужчин, — я почти не кривлю душой. — Так что часть ответственности за мое непристойное поведение лежит на тебе.

— Я польщен.

— Да, заметно, — иронизирую в ответ на его насмешку.

К следующему вопросу Лис переходит без предисловий:

— Ты мне не дашь свой номер?

— А он тебе очень нужен? — в этой фразе мед и ехидство смешиваются в пропорции один к одному.

— Я тебя обидел? — мужчина выглядит удивленным.

— Нет. — С чего бы? Его мнение — это его проблема. — Запишешь или запомнишь?

— Запишу. — Лис достает телефон и выжидающе на меня смотрит.

Я диктую цифры.

— Спасибо за чудесную ночь, — благодарит он с милой улыбкой, которую я копирую.

— Поскольку завтрак свой ты отработал, то если что, обращайся.

— Я записал номер, — Лис явно намекает на возможную встречу.

Вместо ответа я дарю ему еще одну улыбку.

«Хорошо, хоть денег не предложил», — думаю про себя, глядя на выходящего из кухни мужчину.

Подведем итоги. С костюмом можно попрощаться. Постель придется перестилать, а белье отстирывать. В ванной — полный бедлам, хорошо хоть соседей не затопили. В холодильнике пусто. В раковине, наоборот, — гора посуды. Прощание и предшествующий ему разговор оставили неприятный осадок…

В прихожей щелкает замок, а затем хлопает дверь.

Прошедшая ночь этого стоит.

Из всех убытков — продовольственная проблема самая острая, поэтому первым делом я собираюсь сходить в магазин за продуктами. Стоит мне загреметь ключами, как открывается соседская дверь. Выхожу на лестничную площадку и сталкиваюсь с Людмилой, довольно молодой женщиной, для которой все жильцы нашего дома делятся на три категории. Первую составляет узкий круг избранных особ, достойных принимать участи в обсуждении второй категории соседей. Соответственно, в эту самую вторую попадают бедолаги, служащие объектами для сплетен. Третья, самая многочисленная, состоит из детей и мамочек. Им Людмила дает всяческие советы. До сегодняшнего дня, вернее до вчерашнего вечера, меня почему-то относили к последней, но, судя по взгляду соседки, туда я теперь никогда не попаду.

— Катенька, вы мне всю ночь спать не давали! — визгливо верещит женщина на весь подъезд.

Очень хочется уточнить, что шумели мы с Лисом далеко не всю ночь, но я стискиваю зубы и делаю вид, будто страшно занята замком.

— Я себе таких концертов даже в молодые годы не позволяла! — гордо заявляет женщина.

Моего благородства хватает ненадолго. Захлопываю дверь и поворачиваюсь к скандальной особе:

— Сочувствую.

— Что?! — она переходит на ультразвук. — Что бы твоя бабушка сказала, узнай…

Я сбегаю по ступеням. Крики соседки отражаются от стен, превращая поток ругани в бессмысленный шум.

— Вы бы очень удивились, узнав, что сказала бы бабушка, будь она жива, — бормочу себе под нос и вылетаю из подъезда.

Возле входа сталкиваюсь с дворником и рассыпаюсь в извинениях:

— Простите меня, пожалуйста! Несусь, не разбирая дороги! Я вас не сильно задела.

— Нет, что вы, Катя, — уверяет дядя Женя и хитро улыбается, — я бы на твоем месте от этой истерички тоже сбежал, — дедок кивает на металлическую дверь.

Я краснею.

— Что это вы припозднились сегодня? — спрашиваю участливо.

Улыбка дяди Жени становится еще шире.

— Так у меня дети в отпуск уехали, я в их квартире сейчас ночую. А они соседи твои будут. Снизу.

Чувствую, как у меня начинают гореть уши, а дядя Женя продолжает свою речь, словно не замечая, в каком я состоянии:

— С возрастом, знаешь ли, я на слух жаловаться стал, да и с работы старой привычка осталась засыпать в любое время и в любом месте, но вы, молодежь… — старик качает головой и с ностальгией произносит, — прям лучшие годы свои вспомнил!

— Я, пожалуй, пойду, — слова с трудом протискиваются через пересохшее горло. Такого стыда я за всю жизнь не испытывала!