Этим летом Великая Княгиня очень много читала. Сначала это были романы. Захар Григорьевич Чернышев таскал ей книги из Академии наук, прусский посол Мардефельд выписывал их для нее из-за границы. Она прочла «Tyran le blanc» («Белый властитель» (фр.)) Лакальпренеда, «Astree» Дурфе («Астрея» (фр.)). Она читала, как пастушок Селадон из-за несчастной любви к пастушке бросился в воду и как его оттуда извлекли прелестные нимфы. Подробно и неприлично описывались красоты обнаженных нимф и непонятная к ним холодность пастушка. Екатерина Алексеевна отрывалась от книги и смотрела в окно. Море было тихо. Чухонские лайбы по нему шли. Серые паруса, распертые косою райной, полоскались на легком ветру… Она читала роман госпожи Скюдери «Ibrahim ou 1'illustre Bassa» («Ибрагим, или Знаменитый Басса» (фр.)), романы Гомбервилля «Polexandre» и «Alcidiane» («Поликсандр» и «Алкидиана» (фр.)), Шапелена «Pucelle» («Девственница» (фр.)) и, наконец, «Lettres de Madame de Sevigne» («Письма мадам де Савиньи» (фр.)). Аккуратные маленькие томики в переплетах желтой кожи легко лежали в руке. Кругом была тихая природа и красота Ораниенбаумского парка. На катальных деревянных горах с гулким грохотом неслись тележки — ее фрейлины там катались… Оттуда доносился веселый смех, лай собак и резкий голос Великого Князя. С фрейлинами и, еще того больше, с горничными он умел быть весел и развязен. Жена его стесняла.
Романы скоро надоели Великой Княгине. Мардефельд привез ей «Историю Германии» отца Барра, записки Брантома и «Историю Генриха Великого» епископа Перефикса.
Великий Князь играл в кукольный театр, возился с собаками, бегал с фрейлинами и по вечерам неумеренно пил вино. Великая Княгиня все более зачитывалась историей Франции Генриха и задумывалась о прочтенном.
Оба строили воздушные замки. Великий князь — для капуцинов, Екатерина Алексеевна — для блага России.
Вдруг поднимет она голову от книги. Упрямый подбородок смыкает красивый овал лица. Глаза устремлены куда-то вдаль. Она ничего не видит, что перед нею, она унеслась далеко, и яркие, свежие губы шепчут, точно затверживая урок на всю жизнь: — Желаю и хочу только блага стране, в которую привел меня Господь!.. Слава страны — моя слава!
Заложив пальцем поразившее ее место в книге, Великая Княгиня ходит взад и вперед по комнате. Осень… Через открытое настежь окно сладко пахнет опавшими листьями. Снизу из галереи несется тяжелый топот, грохот барабана и резкие выкрики Великого Князя.
— Я хочу, чтобы мои подданные и моя страна были богаты. «Там, там, там-та-там» — бьет барабан. Фрейлина Голицына звонко смеется внизу.
— Свобода — душа всего на свете, — шепчет, остановившись у окна, Екатерина Алексеевна. Она морщится от барабанного боя и резкого смеха девушек…
— Без свободы все мертво. Повиновение законам… Вот смысл государствования… Не хочу рабов…
— Палками!.. Палками забью скотину! — кричал, задыхаясь, Великий Князь. — Левая нога — правая рука!
— Общая цель — сделать счастливыми… И тут — не своенравие… не чудачество… отнюдь не жестокость… Все сие несовместимо со свободой…
За парком море в графит ударяет, парчою переливается. Белые валы по нему сверкают. Туго надув паруса, с попутным западным ветром идут в Петербург последние корабли.
— Власть без доверия народа — ничто, — сама себе говорит Екатерина Алексеевна. — Легко достигнуть любви и славы тому, кто сего сам желает. Примите в основу ваших действий, ваших постановлений благо народа и справедливость… Справедливость прежде всего… никогда неразлучных — и получите желаемое. Если ваша душа благородна — ваши поступки не могут быть подлыми. Стать благородной — вот жизненная цель…
Екатерина Алексеевна отошла от бюро. Там у нее лежит заветная тетрадь, куда она заносит все поразившие ее мысли. Она достала ее и взялась за перо.
«Там, там, там-та-там» — бил внизу барабан, дико и грубо ругался Великий Князь.
— Запорю, русская скотина!.. Свинья!..
В комнате Великой Княгини была торжественная и будто печальная тишина.
«У меня были хорошие учителя, — писала Екатерина Алексеевна по-французски, — несчастие с уединением…»
II
Государыня Елизавета Петровна приезжала к молодым редко, но, имея петровский глаз, все видела и женским сердцем чутко понимала, что неблагополучно в молодом хозяйстве.
— Много читаешь, мой маленький философ, — сказала она однажды, прощаясь с Великой Княгиней. Она стояла на высоком крыльце Ораниенбаумского дворца и, взяв Екатерину Алексеевну за подбородок, приподняла ее голову, и в самую душу заглянули прекрасные синие государынины глаза. Государыня покачала головой и тяжело вздохнула.
— А России пожеланный наследник скоро ли будет?.. — спросила она.
Великая Княгиня смутилась и ничего не ответила.
— Идите, что ль, — сказала Государыня свите, а сама осталась с Великой Княгиней на крыльце. Она, казалось, любовалась широким видом на парк и на море, расстилавшимся перед нею. Внизу свита садилась на коней, соловый жеребец Государыни играл в руках у конюха, взвиваясь на дыбки, и заливисто ржал. Великий Князь смеялся внизу.