Великий Князь проводил их в обществе Елизаветы Романовны и голштинцев. Великая Княгиня то дежурила у постели больной Императрицы, то в кругу нескольких самых близких людей играла в карты в комнатах, соседних с опочивальней Государыни, готовая каждую минуту встать и идти к больней.
В Китайской комнате поставлены два ломберных стола, свечи в художественной бронзы подсвечниках горят ровно и неярко освещают зеленое сукно и разбросанные по нему карты. Наверху на люстре зажжено несколько свечей. За одним столом Великий Князь, Воронцова, генерал Шверин и Цейс играют в фараон. Мужчины курят трубки, разговор идет по-немецки. Елизавета Романовна строит капризную гримаску и тоненькой ручкой отмахивает от лица сизые струи табачного дыма. Она хохочет, обнажая ряд мелких белых зубов. За другим столом, отделенным от них китайской ширмой, играют в ломбер Великая Княгиня, граф Кирилл Разумовский, Алексей Орлов и Строганов. Они говорят намеками, и каждое слово понимается по особому смыслу. Они уже несколько дней как спелись между собою и заговор ведут открыто, уверенные, что никто не поймет их замыслов.
Карты сброшены на стол. Костяные пестрые фишки лежат грудою посередине стола. Выиграла Великая Княгиня. Она, согнув ладонь, подтягивает к себе от Строганова кучку золотых, Строганов вскакивает, возбужденный и недовольный, опрокидывает стул и в волнении подходит к окну.
— С вами, Ваше Высочество, — сердито говорит он, — нельзя играть… Вам легко проигрывать, а каково мне?..
— Тш!.. Тише!.. Поосторожней, милый… Ишь ты, какой бешеный, — тасуя полными руками карты, говорит Разумовский.
— Не пугайся, Кирилл Григорьевич, сие всегдашняя у нас с ним история. Я уже привыкать начинаю, — улыбаясь, говорит Великая Княгиня и раскладывает выигранные деньги столбиками.
Карты снова розданы. Великая Княгиня подглядывает свои, приподнимая их.
— У-у!.. Жестокий, — говорит она Разумовскому. — Ему помирволил. Пожалел его, меня не пожалел…
— Вам начинать.
— Извольте.
За ширмами у Великого Князя жарок становится разговор, все встали из-за стола. Великий Князь свистнул собаку, лежавшую на диване, и с Елизаветой Романовной пошел в соседний зал. Немцы горячо и громко говорили по-немецки.
— Ведь деньги для того нужны, Кирилл Григорьевич, — тихо говорила Великая Княгиня. — Без денег, как их подымешь?
— Будут деньги, — так же тихо и уверенно говорит Разумовский. — Только начать — деньги сами собою явятся.
— Да ведь начать-то как-нибудь надо?
— Если, Ваше Высочество, назначить его брата Григория, — кивает на Алексея Орлова Разумовский, — цальмейстером артиллерийского штага?..
— Петр Иванович на оное никогда не согласится. Как ни мало он ревнив, он Григорию Елены Степановны не простит, — говорит Орлов.
За спиною Великой Княгини на маленьком кресле, свернувшись комочком, сидела Дашкова. Она слушает разговор с раздувшимися от волнения ноздрями. Она все понимает с полуслова. Она ждет времени, чтобы сказать свое слово, чтобы показать и свое участие в том, о чем говорится.
— Петр Иванович очень плох, — чуть слышным шепотом говорит она. — Дядюшка говорил мне — навряд ли выживет. На его место прочат Вильбоа, а Вильбоа ваш камер-юнкер, он из вашей воли не выйдет — свой человек.
Великая Княгиня будто не слышит, что говорит Дашкова. Она снова вся в картах, в игре.
— Кладу девятку… У вас?..
— Дама… Валет…
— Бррр!..
Разумовский кончил игру и встал, будто чтобы промяться, прошел за ширмы, где Великий Князь. Великая Княгиня вопросительно на него посмотрела.
— Нет. В зале с собакой и Елизаветой.
— Боюсь Никиты Ивановича. Он может все испортить. Уперся на Пуничке. Не может понять, что Пуничка ребенок, и значит… Нет, сие не годится.
Орлов взял со стола серебряный рубль и давит его своими крепкими сильными пальцами.
— Ваше Высочество… И Измайловский полк?.. Как думаете?..
— Ничего я еще о сем не думала, Алексей Григорьевич. Орлов сжал рубль, согнул его и плоским колпачком бросил перед Великой Княгиней.
— Сила, Ваше Высочество, солому ломит. В Измайловском — подполковник граф Кирилл Григорьевич.
Великая Княгиня смотрит на Разумовского, тот отворачивается и мурлычет что-то про себя.
Орлов смотрит то на него, то на Великую Княгиню и говорит:
— Много людей не надо. Все одни сделаем. Дайте срок. Лицо Великой Княгини покрывается румянцем волнения, и
оно становится особенно милым. В темных глазах горит, не угасая, пламя. Она вся холодеет и чувствует, как под платьем дрожат ноги. Она видит, с какою страстною, все сокрушающей любовью смотрят на нее мужчины. Может быть… любовь?.. Она все побеждает. Но она сейчас же овладевает собою.
— Сдавайте, судари, карты. Будем продолжать.
Карты пестрым рисунком ложатся по столу. Великая Княгиня их почти не видит. Она как сквозь сон слышит, как сказал Строганов:
— Молчание — золото, добрая речь — серебро.
Эту «пулю» Великая Княгиня проигрывает.
XII