Екатерина Великая

«И вот наши миллионы полетят к черту! — возмущался принц Генрих. — Без копейки прибыли»; «Зачем брать себе в союзники этого жалкого шведа и этих тщедушных поляков?»^[1483] Письма старого политика имеют любопытную особенность: человек опытный, умный и заслуженный, он ни разу не упомянул о громких событиях тех лет — взятии Измаила, уничтожении турецкого флота. Единственной волновавшей его темой являлись казенные траты. Сам же конфликт, в который намеревалась вмешаться Пруссия, был для него посторонним.

23 июля 1791 года в записке о Пруссии Потемкин намечал возможный ход военных действий: «Я сужу, что пруссаки двинутся для возбуждения поляков и, пустя их на нас, станут делать оказателства к Риге. В таком случае… все корпусы, соединясь как от Киева, так и от белорусской границы, составят… армию. Сия, вступя в Польшу, займет [православные земли], выгнав поляков»^[1484].

Польша пала бы первой жертвой противостояния России и «лиги», фактически выставленная союзниками как таран на западной границе. «Обстоятельства… требуют быть нам в готовности, наипаче противу пруссаков, — писал князь. — А как они выгодою большею для себя имеют обращение на нас поляков… то сии последние быть первыми в наших соображениях должны… Делить так, чтоб мало ее осталось»^[1485]. Согласно этому плану, коронные земли должны были принадлежать Польше, но, лишившись громадных православных территорий, она становилась мононациональной и монорелигиозной страной.

В то же время Екатерина и ее фактический соправитель повели сложную дипломатическую игру. Каждому из участников Петербург сулил то, чего тот давно желал. Пруссию постарались привлечь обещанием антиавстрийского союза, включавшего и Варшаву^[1486]. Это привело к замедлению темпов военных приготовлений Фридриха Вильгельма II. Австрия, до сих пор отказывавшаяся поддержать Россию в случае конфликта с Пруссией, заподозрила, что дело клонится к новому разделу Польши. Боясь остаться «без прибыли», Вена согласилась на совместные с Россией действия, если прусский король первым начнет присоединять польские земли^[1487]. Саму Польшу удалось частично нейтрализовать, распространяя слухи, что Россия уступит ей Молдавию из завоеванных турецких владений^[1488].

Несмотря на Верельский мир, оставалась угроза нового столкновения со Швецией. О ней в один голос говорили все европейские кабинеты, не веря миролюбию Густава III. «Это злодей, на которого никогда нельзя положиться», — рассуждала Екатерина. Гримм сравнивал шведского короля с «Дон-Кишотом» и давал корреспондентке фантастические советы. По его мнению, Густав «никогда не стремился к другой славе, как к репутации личной храбрости; за эту честь он соглашался быть измолотым, избитым». Стоит только Екатерине «конфиденциально признаться, что… она до смерти им восхищается, то он на всю жизнь будет прикован к ее колеснице». Естественно, государыня отвергла совет «проникнуться удивлением к врагу». Это могло бы произойти только в одном случае, шутила она, «когда бы он победил все соблазны, которыми Ge и Gu его искушают, как демоны святого Антония»^[1489].

Густав III намеревался, играя на противостоянии России и «лиги», выторговать для себя наибольшие выгоды. Министром в Россию был назначен генерал Курт фон Стединг, который 1 октября 1790 года прибыл в Петербург и начал зондировать почву на предмет субсидий и мелких территориальных уступок^[1490]. Шведский сосед хотел подоить сразу двух коров. В феврале 1791 года он передал Палену проект союзного договора между Россией и Швецией, в котором обещал вспомогательное шведское войско на случай войны с Пруссией в размере 18 тысяч человек и участие Швеции в предотвращении возможного похода английского флота в Балтийское море. Со своей стороны Россия должна была выплатить союзнику 70 тысяч риксдалеров и урегулировать приграничные вопросы.

Екатерина была не настроена идти на уступки и субсидии «северному Амадису». Потемкину пришлось приложить усилия для того, чтобы повлиять на нее. «Английский флот в Балтике нулем будет, — писал князь, — ежели Вы изволите уладить со шведским королем… Будучи же в тесном с ними союзе Россия получит совершенный покой, а ежели бы Вы могли связать такой союз браком, то навеки б одолжили Россию»^[1491]. Мысль заключить матримониальный союз между старшей внучкой Екатерины Александрой Павловной и сыном Густава III Густавом Адольфом понравилась королю, а получение требуемой субсидии отвратило его от содействия Англии^[1492].

Одновременно полным ходом шли военные приготовления. Были расписаны три армии, прикрывавшие границы России: против Пруссии, против Порты и против Швеции. Главный удар принимал на себя флот^[1493]. Формировался новый корпус в Финляндии, командующим которым назначили измаильского героя Суворова.