Екатерина Великая

На огромном открытом поле в двух милях от Красной площади была устроена площадка для народного гуляния. Временные кухни, где жарили мясо, выпекали хлеб и булочки, предназначались для того, чтобы за двенадцать часов накормить сто тысяч человек. Были выставлены бочки с солеными овощами. Били фонтаны вином, пивом и квасом, где мог напиться каждый желающий. Играла музыка, канатоходцы на проволоке делали замысловатые, захватывающие трюки, коробейники торговали безделушками. На дощатых подмостках показывали представление. Вечером в небе вспыхнул праздничный фейерверк, и все временные постройки озарились светом свечей. Площадку для гуляний окрестили Черным морем и украсили макетами кораблей. Каждое строение в память о городах и районах, внесших свой вклад в подписание мирного договора, получило имя: Азов, Таганрог, Керчь, Еникей и Кинбурн.

«Все прошло замечательно, — рассказывала Екатерина в письме Вольтеру. — Погода стояла отменная; не было ни в чем заминки, царило всеобщее ликование; ничто не не испортило этого празднования». «Мне бы очень хотелось потанцевать там с вами», — добавила она с грустью, поскольку Вольтер был уже довольно стар, и она знала, что они никогда не встретятся.

Екатерина провела в Москве большую часть года. Заседания, работа с шестью секретарями, разбор почты занимали ее время. Но в ту пору главным своим делом она считала реформу губернского управления. За советом и свежими идеями государыня обращалась к губернаторам. Помощь и вдохновение искала у Потемкина, который на своих многочисленных важных постах при дворе быстро приобретал политический опыт. Не раз переписывала она объемистый документ, внося поправки, пересматривая многократно некоторые разделы. Это была сложная работа. Она требовала остроты внимания, здравого смысла и прагматизма. Эти свойства у императрицы проявлялись все ярче с каждым годом ее правления. Одному из своих секретарей она как-то сказала, что в работе над новыми законами чувствует крайнюю необходимость действовать «расчетливо и осмотрительно».

«Я изучаю обстоятельства, прислушиваюсь к советам, консультируюсь с просвещенной частью людей, — сказала она ему, — и таким образом узнаю, какое действие окажут мои законы. И когда я заранее уверена во всеобщем одобрении, то издаю приказы и с удовольствием взираю на то, что вы называете слепым повиновением. В этом и состоит основа безграничной власти».

Когда работа над реформами подошла к завершению и сенат поддержал их, начались коренные преобразования. Прежде всего в губерниях сократилась численность управленцев. А значит, легче было проверять их работу. Губернские чиновники в большей степени, чем раньше, стали подчиняться непосредственно императрице и правительству. Они уже меньше зависели от прихотей и капризов местного дворянства. Для строительства и содержания больниц и школ, лечебниц и домов для бедных создавались специальные отделы, получавшие финансовую поддержку от казначейства в Петербурге. Были заложены новые города, спроектированные по европейским образцам. Они как бы стали символом новой преобразованной России. В целом реформы Екатерины были поворотным пунктом в управлении губерниями. Первичная инерция уступала место духу новизны и медленному изменению к лучшему. Хотя к переменам многие относились с подозрением, нельзя не признать, что для унылой и отсталой провинции они стали глотком свежего воздуха.

По мере того как близился к концу срок ее пребывания в Москве, Екатерину начали тревожить заботы другого свойства. «Глубокая, искренняя, чрезмерная любовь», которую она разделяла с Потемкиным, уже приносила не только сладкие плоды. Это удивительное взаиморасположение, скрепленное телесной близостью, игривостью и редким родством ума, все чаще омрачалось отчужденностью, взаимными упреками. У Екатерины был уравновешенный характер. В личных делах она была благородным, добрым человеком. Ссоры претили ей, она всегда старалась пресечь их по возможности быстро и безболезненно.

Потемкин, напротив, пребывал в состоянии угнетенности или взвинченности, всегда нервничал и испытывал неудовлетворение. Приподнятое настроение у него не было длительным. На смену ему приходила меланхолия. Случалось, он на несколько дней запирался в своих покоях, оставляя Екатерину наедине со своими заботами. Каждый раз, выходя из добровольного затворничества, он мучил Екатерину вопросами о прежних любовных похождениях. Она пыталась успокоить его, но ее раздражала эта вечная потемкинская потребность в утешении. Он был неутомим в поисках все новых и новых причин для разногласий.