Екатерина Великая

Уже в весьма зрелом возрасте — ему было 37 лет — Христиан Август женился на довольно бедной (но зато с отличной родословной) принцессе Иоганне-Елизавете Гольштейн-Готторпской и забрал ее к себе в Штеттин, унылый городишко на померанской границе, где он командовал пехотным полком. Началась вскоре опостылевшая гарнизонная жизнь. Иоганне было всего лишь шестнадцать лет. Смазливая, ветреная девушка, которую испортила бабушка-герцогиня, потакавшая всем ее шалостям. Небогатая на события, выхолощенная жизнь Штеттина всем своим размеренным ходом вызывала у нее отвращение. В обществе там верховодили корректные до тошноты офицеры, затхлую провинциальность которых не могли замаскировать никакие потуги на изысканность манер. Задавали тон и жены купцов, мелочность которых могла довести до умопомрачения. Иоганна и Христиан Август поселились в доме местного торговца. Беременность Иоганны не заставила себя ждать.

Это давало ей хоть какую-то надежду. Родись у нее сын, он мог бы унаследовать Ангальт-Цербстское княжество, ибо тогдашний его правитель, двоюродный брат Христиана Августа, не имел детей, а равно и видов на обзаведение ими. Старший брат Христиана Августа был холост. Рождение сына помогло бы Иоганне покинуть надоевший ей до чертиков Штеттин и, возможно, освободило бы ее мужа от унизительной, почти рабской зависимости от прусского короля. Во время родов Иоганна ужасно мучилась и, как выяснилось, напрасно — на свет появилась дочь София. Роженица по-настоящему поправилась лишь через пять месяцев. Все это время она в отчаянии цеплялась за то и дело ускользавшую жизнь и почти что возненавидела ребенка, рождение которого поставило ее между жизнью и смертью. Софию поручили заботам девятнадцатилетней кормилицы, а затем, когда отняли от груди, передали на попечение гувернантки, Мадлен Кардель, которая изо всех сил пыталась укротить бьющую через край энергию своей подопечной и превратить ее в спокойного и послушного ребенка — хотя бы на то время, пока она и ее заискивающая, льстивая воспитательница пребывали на глазах родителей.

Едва выздоровев, Иоганна вновь забеременела, и на этот раз она почему-то была твердо уверена, что родится сын. Когда Софии исполнилось полтора года, у нее появился брат Вильгельм, который тут же стал для Иоганны средоточием материнских забот. София отошла на второй план, пребывала в забвении, лучи родительской любви скрестились на сыне-младенце. К сожалению, тот родился с недоразвитой ногой, словно бы усохшей, и это стало источником постоянных тревог для матери и отца. Они советовались со многими врачами, не пренебрегая народными снадобьями. Во здравие мальчика заказывались молебны в церквах, его возили принимать ванны в минеральных источниках. Было испробовано все, но состояние маленького Вильгельма не улучшалось, и Иоганне суждено было пережить еще одно горькое разочарование — сын, с рождением которого у нее было связано столько надежд, на глазах превращался в калеку.

Христиан Август воспользовался влиянием родственников жены и добился назначения на пост губернатора Штеттина. Ему стали оказывать большие почести, но главным было существенное увеличение доходов. Бережливый генерал дрожал над каждым пфеннигом, к вящему неудовольствию своей молодой супруги, склонной к мотовству. Губернатору полагалась и соответствующая его чину резиденция в замке из серого гранита, возвышавшемся над городом. Он получил в свое распоряжение целый этаж в одном из крыльев этого замка, прилегающем к церкви с высокой колокольней. Теперь утром и вечером вся семья на молитве преклоняла колени под колокольный звон, окрасивший все детство Софии в траурные тона.

Когда ей исполнилось четыре года, Мадлен Кардель оставила службу у Христиана Августа и вышла замуж за адвоката, а место гувернантки как бы по наследству заняла ее сестра Бабетта, которая оказалась настоящим сокровищем. Проницательная и здравомыслящая, она не давила на Софию силой своего авторитета, но в обращении с ней была мягка и терпелива, стараясь развить у своей воспитанницы ее добрые природные свойства и сдерживать дерзкие порывы. «Бабетта была добродушной и покладистой женщиной — писала о ней много лет спустя в своих мемуарах[1] София, — образец добродетели и мудрости». Ее отец — гугенот, бежавший от преследований, — был профессором во Франкфурте, и Бабетта получила отличное образование. Возможно, она и не была сведуща в тонкостях греческого и латинского классических искусств, но зато в совершенстве знала классическую французскую драму и научила Софию декламировать наизусть отрывки из Мольера и Расина. В мире, где пребывали традиционная лютеранская набожность и довольно суровое чувство долга, Бабетта утверждала рационализм, изящество мысли и французское остроумие.