Екатерина Великая

Во всех источниках правительственного происхождения и мемуарах современников из дворян и чиновников Пугачев именовался только «злодеем», а пугачевцы «толпой злодеев». Жестокость пугачевцев действительно надлежит считать кровавой и чудовищной. Но не менее чудовищной была жестокость карателей. В действиях императрицы и правительственных войск прослеживается два вида расправы с повстанцами. Один осуществлялся самой императрицей, стремившейся выглядеть респектабельной государыней, строго соблюдавшей законность и цивилизованный правопорядок.

Вожакам движения при захвате в плен сохраняли жизнь. Это прежде всего относится к самому Пугачеву и его ближайшим соратникам, которые, оказавшись в плену, не были тут же повешены, а содержались в заточении и подвергались троекратному допросу следственных комиссий, действовавших в Яицком городке, Симбирске и Москве. Сподвижникам Пугачева, стоявшим у истоков движения, И. Н. Зарубину-Чике, М. Г. Шигаеву, И. Я. Почиталину, А. П. Перфильеву и многим другим тоже сохранили жизнь до суда.

Их не повесили сразу, а подвергли допросам и суду, выполняя волю императрицы, поручившей следователям выяснить три интересовавших ее вопроса: не инспирировано ли движение противниками императрицы, стремившимися усилиями самозванца лишить ее трона; не причастны ли к движению иностранные государства, пытавшиеся путем организации беспорядков внутри страны ослабить ее. На оба вопроса следователи дали отрицательный ответ. Дать ответ на третий вопрос было труднее всего: как возникла идея объявить себя самозванцем, какова «технология» ее реализации, какие цели ставило перед собой движение [147].

Своими мыслями на этот счет Екатерина делилась с Вольтером. 22 октября 1774 года она писала: «До сих пор нет ни малейших данных предполагать, что он был орудием какой-либо державы, или он следовал чьему-либо вдохновению. Приходится предполагать, что господин Пугачев сам хозяин-разбойник, а не лакей какой-либо живой души» [148].

Следствие и суд — это видимая часть айсберга; за нею скрывались произвол, бесчинства и жестокости карателей, действовавших столь же свирепо, как и пугачевцы. Только с 1 августа по 16 декабря 1774 года по повелению командующего карательными войсками генерала П. И. Панина казнено 324 повстанца, наказано кнутом с урезанием ушей 399 человек, наказано плетьми, розгами, шпицрутенами, батогами 1205 человек. Из шести тысяч взятых в плен в последнем сражении под Черным Яром Панин освободил от наказания только 300 человек. Так как репрессии продолжались до августа 1775 года, то численность подвергнутых Паниным наказаниям, вероятно, достигала несколько десятков тысяч человек. По свидетельству современника, «города, селения и дороги в Поволжье и Оренбургской губернии были уставлены по приказу Панина виселицами с трупами повешенных повстанцев, которых запрещалось снимать и хоронить месяцами». По Волге плыли плоты с колыхавшимися трупами повешенных.

Жуткую картину жестокости карателей изобразил с натуры саратовский воевода М. Беляев в донесении астраханскому губернатору П. И. Кречетникову от 31 января 1775 года: «В городе Саратове во многих местах известного государственного злодея и бунтовщика Пугачева его сообщники, злодеи ж, повешены на виселицах, а протчие положены на колесы, руки и ноги их воткнуты на колья, кои и стоят почти чрез всю зиму и, по состоянии морозов, ко опасности народной от их тел ничего доныне не состояло, а как теперь воздух стал переменен и наклоняется к теплоте чрез солнечный луч, к тому же открываются дожди, от чего те тела могут откроветь, и из-за того, в случае на город ветров, будет вредный воздух, чем время далее, то оное умножитца будет более, посему обитатели города от того будут чувствовать тягость».

События на третьем этапе развивались стремительно — повстанцы, преследуемые карателями, нигде долго не задерживались. Первым значительным населенным пунктом, захваченным повстанцами через три дня после того, как они переправились на правый берег Волги, был уездный город Курмыш. Здесь Пугачев находился пять часов. В Алатыре и Саранске он стоял по три дня, а в Пензе и того меньше — в городе он появился 1 августа, а оставил его в ночь со 2-го на 3 августа, чтобы двинуться к Саратову. О настроении жителей Саратова узнаем из донесения Г. Р. Державина Ф. Щербатову от июля 1774 года: «Смею донести, что народ здесь от казанского несчастия в страшном колебании. Должно сказать, что если в страну сию пойдет злодей, то нет надежды никак за верность жителей поручиться. По народным слухам вижу, что всякий ждет уповаемого им Петра Федоровича» [149]. 6 августа Пугачев занял Саратов, но счел опасным пребывание в нем и вышел из города, расположившись в трех верстах лагерем, в котором простоял три дня и двинулся дальше на юг, к Царицыну. Подошел он к этому городу 21 августа, но овладеть им не сумел: между повстанцами и гарнизоном завязалась артиллерийская дуэль, продолжавшаяся пять часов.