Екатерина Великая и ее семейство

Из членов императорской фамилии, среди ужасного беспорядка и смятения, царивших в эту ночь во дворце, только одна молодая императрица, по словам всех, сохранила присутствие духа. Император Александр часто говорил об этом. Она не оставляла его всю ночь и отходила от него лишь на минуту, чтобы успокоить свекровь, удержать ее в ее комнатах, уговорить ее прекратить свои вспышки, которые могли стать опасными, когда заговорщики, опьяненные успехом и знавшие, как они должны опасаться ее мести, являлись хозяевами во дворце. Одним словом, в эту ночь только императрица Елизавета сохранила самообладание и проявила моральную силу, которую все признали. Она явилась тогда посредницей между мужем, свекровью и заговорщиками и старалась примирить одних и утешить других».

После всего увиденного Александр был близок к помешательству. Он плакал, ломал руки, обвинял заговорщиков в обмане и предательстве. Себя же он считал жертвой кровавого плутовства, низкого коварства, обернувшегося смертью любимого отца, которого он хотел всего лишь взять под опеку, поселив в Михайловском замке и предоставив ему для прогулок расположенный по соседству Летний сад. Но его обманули. Отец был мертв. Содеянного поправить было нельзя, и рационализм в конце концов взял верх над эмоциями.

Во втором часу ночи Александр вышел к преображенцам и семеновцам, все еще стоявшим в карауле, и после короткой встречи сел в сани и уехал в Зимний дворец.

12 марта был издан манифест, извещавший подданных, что Павел скончался нынешней ночью от апоплексического удара, и от имени нового государя обещавший «управлять страной по законам и по сердцу… Екатерины Великой».

Утром 12 марта в Зимнем дворце, а также во всех церквах, полках, присутственных местах, куда успел дойти манифест, состоялись церемонии присяги новому императору. Люди ликовали, но сам Александр был мрачен, говоря при случае, что царскую власть принимает, как тяжкое бремя, и будет нести, как крест, ибо такую судьбу уготовило ему провидение самим фактом его рождения.

На четвертый день царствования Александр объявил амнистию для 536 человек. Лишенные дворянства и чинов были возведены в прежнее достоинство, всем им, в том числе и скрывавшимся в эмиграции, было разрешено жить где угодно, причем устранялся и существовавший ранее политический надзор. В первые же недели были возвращены на службу либо вознаграждены пенсиями более 12 тысяч офицеров, генералов и чиновников, а 2 апреля была упразднена и Тайная экспедиция.

Произошли перемены и в высших эшелонах власти. Д. П. Трощинский – один из статс-секретарей Екатерины II – был назначен «состоять при особе его величества у исправления дел, по особой доверенности государя на него возложенных». В должность статс-секретаря при нем был определен статский советник Михаил Михайлович Сперанский, вскоре начавший играть важную роль в истории страны.

Весь март и апрель были ознаменованы множеством новых законоположений, либерализовавших жизнь России, отменявших указы Павла и восстанавливающих привилегии, некогда дарованные Екатериной II.

23 марта в Петропавловском соборе было погребено тело Павла I, несколько дней перед тем выставленное для прощания с ним на таком высоком помосте, что нельзя было разглядеть лица покойного. К тому же придворные врачи и косметологи так поработали над обезображенным ударами лицом покойного и наложили такой густой грим, что Павел, если бы даже и был виден проходившим мимо него, все равно едва ли был бы ими узнан.

Новый курс молодого императора. Решительный поворот во внешней политике

Случилось так, что в момент дворцового переворота из близких Александру людей рядом с ним был только Павел Александрович Строганов, присутствовавший, кстати, вечером 11 марта на последнем ужине Павла в Михайловском замке. В. П. Кочубей был в Дрездене, Адам Чарторижский – в Неаполе, Н. Н. Новосильцев – в Англии. Узнав о событиях в Петербурге, все они поспешили к Александру и вскоре были на месте. Они ехали к Александру, влекомые не только искренним сочувствием, но и ясно осознанной необходимостью помочь ему, ибо он находился в обстановке весьма нелегкой.

Вот что писал Адам Чарторижский, приехавший в Петербург летом 1801 года: «В момент моего приезда Петербург был похож на море, еще волновавшееся после сильной бури и едва начавшее медленно затихать… Среди смятений и волнений, царивших в первые дни после катастрофы, Пален намеревался захватить освободившиеся бразды правления…

Уже поговаривали, что Пален стремится занять пост министра двора. Подавленный скорбью, полный отчаянья, замкнувшийся со всею своей семьей во внутренних покоях дворца, император Александр оказался во власти заговорщиков. Он считал себя вынужденным щадить их и подчинять свою волю их желаниям».