Екатерина Великая и Потёмкин: имперская история любви

Третьим заговорщиком был Никита Иванович Панин, дядя Дашковой: как обер-гофмейстер и воспитатель великого князя Павла он контролировал одну из ключевых фигур в этой партии. Поддержка Панина была Екатерине необходима. Раз Петр III раздумывал, не признать ли ему Павла незаконным сыном, это угрожало Панину – он мог потерять высокое место обер-гофмейстера. Сорокадвухлетний Панин – ленивый, толстый, но обладавший очень острым умом, – не походил на энергичного политика: он был настолько полным и гладким, что напоминал евнуха. Княгиня Дашкова описывала его «высокую бледно-болезненную фигуру, искавшую во всем удобства, жившую постоянно при дворе, чрезвычайно щепетильную в своей одежде, носившую роскошный парик с тремя распудренными и позади смотавшимися узлами, короче – образцовую фигуру, напоминавшую старого куртизана времен Людовика XIV» [44]. Тем не менее Панин не верил в ничем не ограниченную тиранию царей и особенно порицал крайнюю распущенность, невоздержанность и пьянство Петра [45].Как и многие образованные аристократы, Панин надеялся заменить правление Петра аристократической олигархией. Он протестовал против фаворитизма, но его собственная семья возвысилась по императорской прихоти[19]. В 1750-х императрица Елизавета интересовалась Никитой Паниным, и у них, вероятно, была недолгая любовная связь, которая закончилась, когда тогдашний фаворит императрицы, Иван Шувалов, отправил Панина в дипломатическую миссию в Швецию. В 1760 году Панин вернулся, оказался не причастен к интригам елизаветинских политиков и стал приемлем для всех партий [46]. И Екатерина, и Панин хотели свергнуть Петра, но проблема была в том, что при этом у них были различные цели: Екатерина собиралась править сама, а Панин, Дашкова и остальные считали, что императором должен стать великий князь Павел [47]. «Молодой заговорщице, – писала Дашкова, – было очень нелегко завоевать содействие такого осторожного политика, как Monsieur Panin», однако взаимопонимание между ними в конце концов было достигнуто.

Двенадцатого июня Петр уехал в Ораниенбаум. Екатерина ждала всего в восьми верстах оттуда – в Петергофе, на летней вилле Монплезир.

Двадцать седьмого июня случилось непредвиденное: был уволен и арестован капитан Пассек, один из гвардейцев-заговорщиков. Стало понятно, что долго скрывать заговор от Петра не получится. Несмотря на то, что дворян пытали редко, все опасались именно этого. Пассек наверняка бы проговорился.

Орловы, Дашкова и Панин в панике собрались вместе в первый (и последний) раз, а Потёмкин и другие заговорщики ждали их указаний. Дашкова пишет, что обычно суровые Орловы были в смятении, «желая успокоить тревогу этих двух молодых людей, я подтвердила свою личную готовность встретить опасность и просила их еще раз уверить солдат, прямо от меня, в том, что императрица совершенно благополучна, живет на свободе в Петергофе и что они должны быть спокойны и покорны приказаниям других, иначе дело будет проиграно». Ошибка могла стоить этим людям жизни, и бравада самоуверенной молодой княгини вряд ли их успокоила [48].

В свою очередь на юную княгиню вряд ли могли произвести впечатление грубоватые Орловы, которые на ее вкус были слишком простыми и невежественными. Она приказала Алексею Орлову, главному организатору переворота, известному как «Меченый» – Le Balafre, немедленно скакать в Монплезир. Однако Григорий Орлов не мог решить, надо ли ехать за императрицей тем же вечером или следует подождать следующего дня. Дашкова уверяла, что решила за него: «Я остолбенела. Это так взбесило меня, что я не могла сдержать своего гнева (причем выразилась довольно энергично) против самовольного замедления исполнения моих приказаний, данных Алексею Орлову. «Вы упустили самое драгоценное время, – сказала я. – Вы боялись потревожить государыню и решили, вместо того чтобы своевременно явиться с нею в Петербург, обречь ее на жизнь в темнице или одну с нами участь на эшафоте. Скажите же своему брату, чтобы он немедленно скакал в Петергоф и привез ее в город как можно скорей» [49].

Любовник Екатерины наконец согласился. Заговорщики в Петербурге получили приказ поднять восстание среди гвардейцев. Посреди ночи Алексей Орлов в экипаже отправился за Екатериной в Монплезир, взяв с собой нескольких гвардейцев, некоторые ехали на запятках, а другие следовали за ними в отдельном экипаже. Среди них был и вахмистр Потёмкин.

В шесть утра они прибыли в Монплезир. Пока Потёмкин ждал у экипажа с форейторами, готовый отправиться в обратный путь, Алексей Орлов поспешил в специальную пристройку к павильону, ворвался в комнату Екатерины и разбудил любовницу своего брата.

«Пора вам вставать; все готово для того, чтобы вас провозгласить, – сообщил Алексей Орлов. – Пассек арестован». Екатерине этого было достаточно. Она быстро оделась в черное. Переворот должен был свершиться сегодня – или никогда. Если бы он провалился, они все оказались бы на эшафоте [50].