Екатерина Великая и Потёмкин: имперская история любви

Его свита была не менее примечательной. Сочетание экзотики и цивилизованности в людях, сопровождавших в тот день Потёмкина, отражало его собственную противоречивость. «Князь Потёмкин – это символ необъятной Российской империи, – говорил хорошо знавший его принц де Линь. – В нем то же сочетание диких бесплодных степей и золотоносных жил» [7]. Придворные – ведь он был почти государем – стояли посреди степи, Екатерина в шутку называла его окружение «птичником» – не то царским, не то скотным двором [8].

Многие из спутников князя уже всхлипывали. На графине, единственной женщине, был русский сарафан с длинными рукавами, который так любила ее подруга-императрица. Правда, чулки и туфли на ней были французскими, сшитыми по последней моде. Их выписал из Парижа сам Светлейший. Она надела в поездку бесценные бриллианты из обширной коллекции Потёмкина. В свите находились генералы и графы. Одетые во фраки и военную форму, с орденскими лентами, медалями, в треуголках – они ничем не выделялись бы в британской конной гвардии или при любом европейском дворе восемнадцатого века. Были там и казацкие атаманы, восточные князьки, молдавские бояре, османские паши, переметнувшиеся на сторону русских, слуги, чиновники, простые солдаты, а также церковные иерархи, раввины, факиры и муллы – компания этих людей была Потёмкину особенно приятна. Больше всего его успокаивали разговоры о византийской теологии, обычаях восточных племен, например башкир, палладианской архитектуре, голландских живописцах, итальянской музыке, английских садах…

Епископов можно было узнать по развевающимся одеждам православных иерархов, раввинов – по завиткам их пейсов, османские отступники были в чалмах, шароварах и шлепанцах Блистательной Порты. Молдаване – православные подданные Османской империи – были одеты в расшитые драгоценностями кафтаны и высокие шляпы, подбитые мехом и украшенные рубинами; простые русские солдаты носили «потёмкинские» шапки, куртки, мягкие сапоги и штаны из оленьей кожи – форму, которую для их удобства разработал сам князь. И, наконец, казаки, в основном запорожцы, с огромными усами и бритыми головами с прядью волос на макушке, которая на затылке превращалась в конский хвост, как у персонажей «Последнего из могикан». Они размахивали короткими кривыми кинжалами, покрытыми резьбой пистолетами и особыми длинными копьями. Мужчины печально смотрели на своего господина, потому что Потёмкин обожал казаков.

Тридцатисемилетняя графиня Александра Браницкая – великолепная и высокомерная женщина – была племянницей Потёмкина. Она давно приобрела собственное политическое значение. Любовные похождения Потёмкина, его связи с императрицей и несчетным количеством знатных женщин и куртизанок приводили в изумление даже французских придворных, помнивших Версаль при Людовике Пятнадцатом. Правда ли, что все пять прекрасных племянниц были любовницами князя? Любил ли он графиню Браницкую больше, чем остальных?

Графиня приказала расстелить на траве роскошный персидский ковер, на нем и лежал сейчас князь. «Я хочу умереть в поле», – сказал он. Последние пятнадцать лет он бывал в таких отдаленных и диких уголках России, куда в восемнадцатом веке мало кто заезжал. Гавриил Державин писал в своей оде «Водопад», посвященной Потёмкину: «Ветр медлен течь его стезями». Как и подобало человеку, находившемуся в постоянном движении и почти не жившему в своих бесчисленных дворцах, Светлейший не хотел умирать в экипаже [9]. Он предпочел уйти в иной мир в степи.

Потёмкин попросил казаков возвести для него временную палатку при помощи своих копий, покрыв их одеялами и мехами. Это было в духе Потёмкина, как будто простота небольшого казацкого лагеря могла избавить его от страданий.

Обеспокоенные доктора, два француза и один русский, стояли рядом с распростертым князем и заботливой графиней, но они мало что могли сделать. Екатерина и Потёмкин считали, что доктора лучше проявляют себя за карточным столом, чем у постели больного. Императрица шутила, что ее шотландский доктор прикончил большинство пациентов своими любимыми средствами от всех болезней – рвотными и чередой кровопусканий. Доктора боялись, что их обвинят в смерти князя, так как обвинения в отравлении при русском дворе были не редкостью. К тому же экстравагантный Потёмкин не желал слушать рекомендации докторов – он распахивал настежь окна, обливал голову одеколоном, съедал за один раз доставленного из Гамбурга соленого гуся, запивал еду литрами вина, а теперь еще и пустился в мучительное путешествие по степи.

Роскошный шелковый, подбитый мехом халат, который был на Потёмкине, несколько дней назад прислала сама императрица из далекого Санкт-Петербурга. Она советовалась с графом, по-дружески делилась с ним сплетнями и решала судьбы империи. Она уничтожила б'oльшую часть его писем, но, к счастью для нас, он романтично сохранил многие из ее посланий в кармане, расположенном у самого сердца.