Есть и другие намёки на то, что он стал личным советником, если не любовником, императрицы гораздо раньше, чем обычно считалось. Вызывая его к себе в конце 1773 года, она уже говорила Потёмкину, что он близок её сердцу [44]. В феврале 1774 года она выражала сожаление из-за того, что их роман не начался «полтора года назад» [45] – иными словами, в 1772 году. Именно тогда в ней проснулись чувства к Потёмкину.
Если верить Самойлову [46], то два месяца спустя Потёмкин присутствовал на переговорах с турками, начатых Григорием Орловым в Фокшанах, в далёкой Молдавии. Уже тогда он удивил всех своим поведением, которое позже будет всем известно… Пока Орлов вёл многочасовую беседу, Потёмкин якобы отдыхал на диване в домашнем халате, погружённый в думы. Это весьма на него похоже. Представляется вполне логичным, что он вместе со своими войсками, как и остальная армия, находился в этих землях. Без сомнения, там присутствовал и Румянцев, а Потёмкин, возможно, был одним из его сопровождающих, но на то, чтобы бездельничать во время международных мирных переговоров, возглавляемых подозрительным Орловым, ему было необходимо позволение Екатерины. Могла ли Екатерина отправить его наблюдать за Орловым? И зачем же иначе Орлов терпеливо сносил его присутствие?
Однако по-настоящему важный вопрос заключается в другом: как на этих переговорах очутился сам Орлов? У него не было ни дипломатического опыта, ни соответствующего этому поручению темперамента. По всей видимости, у Екатерины были личные причины отослать его из Петербурга, но неужели она стала бы рисковать судьбой переговоров лишь для того, чтобы удалить его из столицы? Нужно признать, что на переговорах Орлова сопровождал опытный человек – русский посол в Высокой Порте Обресков, недавно освобождённый из Семибашенного замка. И тем не менее Орлов не имел способностей к хитроумной политической игре, которая соответствовала турецким представлениям о хороших манерах.
Вдобавок ко всему они повздорили с Румянцевым: Орлов хотел вновь развязать войну, а Румянцев был против – поскольку знал, что рекрутов и денег в армии не хватает, зато предостаточно болезней. Педантичный ум фельдмаршала и его ледяная резкость, вероятно, выводили из себя беспечного великана, не отличавшегося глубокомыслием. Наконец в ходе спора он потерял терпение и, к удивлению турецких представителей, пригрозил вздёрнуть Румянцева собственными руками. Без сомнения, турки, считавшие себя образцом цивилизованности и утончённости, качали головами, наблюдая славянские варварские манеры. Однако вопросы, судьба которых зависела от исхода переговориов, были чрезвычайно трудными и с каждым днём становились всё сложней. Екатерина требовала, чтобы османы признали независимость Крыма от турецкой власти. Крым выделялся на береговой линии материка, подобно бриллианту в пупке восточной танцовщицы, и позволял контролировать всё Чёрное море. Турки считали море своим и называли его «чистой и непорочной девой» – озером султана. Принять предложение Екатерины для Турции означало утратить непосредственный доступ ко всему северному побережью Чёрного моря, кроме крепостей, и позволить России ещё на один шаг приблизиться к несбывшейся мечте Петра Великого – контролю над черноморской торговлей.
Тем временем российские военные успехи начали беспокоить Пруссию и Австрию: жадный и жестокосердный король Фридрих Великий позавидовал тому, что его русские союзники того и гляди захватят слишком много османских территорий. Австрия, враждебно настроенная как к Пруссии, так и к России, втайне обсуждала с Турцией условия оборонительного союза. Пруссия рассчитывала на благодарность России за то, что была ей верной союзницей, Австрия – на награду за свое вероломство в отношениях с Турцией. Как бы они ни утверждали обратное, и Россия, и Пруссия с надеждой поглядывали в сторону беспомощной и погрязшей в хаосе Польши. Австрийская императрица Мария Терезия противилась грабежу, однако, как выразился Фридрих Великий, «она плакала, но взяла». Приятная глазу, но ослабленная и сама себя разрушающая Польша напоминала незапертый сейф, из которого эти царственные бандиты могли выкрасть всё, что им вздумается, чтобы оплатить свои расточительные войны, утолить алчность и умерить зависть друг к другу. Австрия, Пруссия и Россия приступили к переговорам о первом разделе Польши, тем самым прибавив весу притязаниям Екатерины на Турцию.