Однажды Екатерина и Петр обедали в палатке императрицы. Елизавета сидела в конце длинного стола. Петр расположился справа от нее, Екатерина – слева, рядом с Екатериной сидела графиня Шувалова, а рядом с Петром – генерал Бутурлин. Петр не без помощи Бутурлина, «который сам был не прочь выпить», как вспоминала Екатерина, выпил так много, что совершенно опьянел.
«Он перешел всякую границу: не помнил, что говорит и делает, заплетался в словах, и на него было так неприятно смотреть, что у меня навернулись слезы на глазах, у меня, скрывавшей тогда или смягчавшей, насколько я могла, все, что было в нем предосудительного; императрица была довольна моею чувствительностью и встала ранее обыкновенного из-за стола».
Между тем Екатерина, сама того не подозревая, обзавелась еще одним поклонником – Кириллом Разумовским, младшим братом фаворита Елизаветы, Алексея Разумовского, который жил на другом конце Москвы, но каждый день навещал Екатерину и Петра.
«Это был человек очень веселый и приблизительно наших лет. Мы очень его любили. Чоглоковы охотно принимали его к себе, как брата фаворита; его посещения продолжались все лето, и мы всегда встречали его с радостью; он обедал и ужинал с нами и после ужина уезжал в свое имение; следовательно, он делал от сорока до пятидесяти верст в день.
Лет двадцать спустя [в 1769 году, когда Екатерина уже была императрицей] мне вздумалось его спросить, что заставляло его тогда приезжать, делить скуку и нелепость нашего пребывания в Раеве в то время, как его собственный дом ежедневно кишел лучшим обществом, какое было в Москве. Он мне ответил, не колеблясь: «Любовь». «Но, Боже мой, – сказала я ему, – в кого вы у нас могли быть влюблены?» «В кого? – сказал он мне. – В вас». Я громко рассмеялась, ибо никогда в жизни этого не подозревала. И действительно, это был красивый мужчина своеобразного нрава, очень приятный и несравненно умнее своего брата, который, в свою очередь, равнялся с ним по красоте, но превосходил его щедростью и благотворительностью».
В середине сентября, когда стало холодать, у Екатерины начались сильные зубные боли. Затем у нее случилась лихорадка, перешедшая в бред, и ее отвезли обратно в Москву. Она оставалась в постели десять дней, и каждый день, в одно и то же время, зубная боль возвращалась. Неделю спустя Екатерина снова слегла, на этот раз с больным горлом. У нее снова началась лихорадка. Мадам Владиславова делала все, чтобы отвлечь ее. «Она сидела у постели и рассказывала истории. Одна из них была о княгине Долгорукой – женщине, которая имела привычку вставать посреди ночи и садиться у постели своей спящей дочери, которую она просто боготворила. Она хотела убедиться, что ее дочь спит, а не умерла. Иногда, желая полностью в этом удостовериться, она сильно трясла молодую женщину и будила ее, проверяя, действительно ли та спит, а не умерла».
23
Чоглоков наживает врага, а Петр спасается от заговора
В начале 1749 года, еще во время пребывания в Москве Екатерина поняла, что месье Чоглоков по-прежнему тесно общается с канцлером графом Бестужевым. Их постоянно видели вместе, и если послушать Чоглокова, «можно было сказать, что он ближайший советник графа Бестужева». Однако Екатерина едва ли этому верила, «потому что у Бестужева было чересчур много ума, чтобы принимать советы от такого заносчивого дурака, каким был Чоглоков». В августе этой близости, если она и существовала, пришел конец.