Екатерина Великая. Роман императрицы

Но мы думаем, что она сказала это просто для красного словца; а впрочем, Екатерина, может быть, и действительно не отдавала себе отчета в том, как переродилась и как неразрывно связала себя со своей новой родиной, потому что вся ее политика – и внешняя, и внутренняя – была чисто русской, как и весь склад ее мыслей и чувств, как весь ее гений… Только русские, но не немцы, так рассчитывают на собственную удачу даже в государственных делах и идут на авось. Только русские бросаются напролом, не разбирая препятствий на своем пути, и мечтают с открытыми глазами, не замечая действительности; только они не считаются с доводами ни разума, ни осторожности. А Екатерина всегда поступала так. И главным своим успехом, как и всеми своими неудачами, она и была обязана тому, что прибегала к этим приемам, несовместимым с духом немецкого народа. Холодный и методический немец не начал бы первой турецкой воины. «Армия, – писал граф С. Воронцов, – была сокращена, не укомплектована и рассеяна по всей империи. Приходилось заставлять ее переходить турецкую границу посреди лютой зимы и посылать пушки, мортиры, снаряды и бомбы почтой из петербургского арсенала в Киеве. Дела обстояли еще хуже, когда разразились вторая турецкая и шведская война. В 1783 году, ожидая разрыва с Портой, Екатерина приказала вызвать из Эстляндии драгунский полк, насчитывавший от 1200 до 1500 человек. Но на месте нашли только 700 солдат, 300 лошадей и ни одного седла! Но это не тревожило Екатерину. У нее была зато вера в свое счастье, которая презирает препятствия и допускает невозможное. И эта вера, двигающая горами и посылающая пушки за десятки тысяч верст с одного конца империи на другой, – сила, чуждая немцам.

В общем надо признать, что в области внешней политики Екатерина достигла очень многого при помощи очень незначительных материальных средств – хотя, благодаря иллюзиям, в которых она вечно жила, она и была склонна придавать им преувеличенное значение; но этот недостаток материальных средств возмещался большой нравственной силой.

Даже в смысле управления иностранными делами Россия в царствование Екатерины сильно шагнула вперед. Благодаря тому, что императрица лично руководила ими (из современных ей государей только один Фридрих не отказывался от этой работы или был способен к ней), и своему громадному авторитету она придавала единство и общее направление прежде несистематической и разбросанной деятельности Иностранной коллегии. В то же время она сумела внушить русским дипломатам необходимость избегать бесчестных и недостойных приемов, практиковавшихся в сравнительно недалеком прошлом. В июне 1763 года английский посланник Букингем, хлопотавший через канцлера Воронцова о заключении торгового договора с Россией, счел вполне естественным присоединить к своей просьбе денежную награду Воронцову в размере 2000 фунтов стерлингов. Но канцлер ответил ему: «Предоставляю лицам, знакомым с позорными торгами, рассчитать, стоит ли продажа интересов моей государыни 2 000 или 200 000 фунтов». Бестужеву, канцлеру Елизаветы, был чужд подобный язык.

II

Союз с Пруссией

В опубликованных в свое время примечаниях к книге Рюльера Людовик XVI замечает, что, с точки зрения иностранной политики, Екатерина, в сущности, только следовала системе, введенной Петром III.

Но это мнение справедливо лишь наполовину. Система покойного императора – начало ей положил его договор с Фридрихом от 19 июня 1762 года – заключалась не только в разрыве с прежними союзниками России, Австрией и Бурбонским домом, но в открытой войне против Австрии и союзных ей государств, в войне с Данией, которую Россия хотела вести с согласия или при содействии прусского короля, затем в соглашении обоих государств относительно Курляндии – ее должен был занять герцог Голштинский – и в совместных действиях в Польше, где оба монарха решили поддерживать интересы польских диссидентов. Политика же Екатерины значительно отступала от этой программы. Екатерина начала с полного нейтралитета. Главнокомандующий русской армией Чернышев, помощь которого уже давно учитывалась Фридрихом, получил приказ возвратиться с войсками домой. Тем не менее между Россией и Пруссией произошло сближение, скрепленное договором 11 апреля 1764 года. Но это не был союз, о котором мечтал Петр III. Положим, Англия вскоре тоже вступила в него, как того желал покойный император; но в союз вошла и Дания, что уже резко противоречило намерениям предшественника Екатерины. Это была Северная система, личное дело императрицы. Правда, при решении вопроса о Курляндии эта система привела в 1763 году к восстановлению в правах Бирона, и в 1764 году, при решении польских дел, к избранию Понятовского. А это было почти все, чего желал Петр III.